Полтавское сражение. И грянул бой
Шрифт:
Пуля ударила Петра в грудь, попав в длинный, массивный крест-тельник. Будучи на излете, она не пробила его, однако удар был настолько сильным, что царь пошатнулся в седле и предпочел отъехать подальше от места сражения. Зачем рисковать жизнью напрасно? Исход баталии уже предрешен — истекающая кровью шведская армия полностью утратила способность к наступлению, и когда будет завершен окончательный разгром ее головных батальонов и русская артиллерия перенесет огонь в глубину вражеских боевых порядков, в неудержимую атаку ринется уже русская пехота. Посмотрим, сможешь ли ты остановить ее, король Карл!..
Отдавал должное русской артиллерии и король Карл. Ее огонь был страшен — сквозь него на помощь гибнувшим под русскими штыками передовым батальонам удавалось прорваться лишь
— Ваше величество, Упландский, Кальмарский, Ниладский и Иончепингский полки потеряли от огня русской артиллерии половину своего состава...
— Ваше величество, в полках гвардии, пытавшихся войти в боевое соприкосновение с русскими, выбиты орудийным огнем почти все офицеры...
— Ваше величество, русская артиллерия бьет по нашим резервам, а вторая линия их пехоты готовится к атаке...
Последнее сообщение заставило Карла покрыться холодным потом. Если до этого он еще питал надежду, что отразившие шведское наступление русские сочтут это своим успехом и будут довольствоваться возвращением королевских войск на исходные позиции, сейчас она исчезла. Стало ясно, что царь Петр, сокрушив в штыковом бою и расстреляв из орудий передовые шведские батальоны, намерен сам перейти в решительное наступление, и если не разгромить противника, то нанести ему тяжелейшие невосполнимые потери, после чего тот будет вынужден снять осаду Полтавы и отступить с Украины, что при огромном превосходстве русских в силах равносильно гибели королевской армии. Но царь Петр переоценил свои силы и возможности — его атакующие солдаты истекут кровью на шведских штыках точно так, как перед этим шведские солдаты на русских штыках, а залпы королевских мушкетеров станут валить на землю русских шеренгу за шеренгой не хуже, чем это делала царская картечь. Но чтобы это случилось, Карл перед отражением атаки противника должен ободрить своих солдат, вселить в них непоколебимую уверенность в их победе, и тогда они свершат то, на что способен только шведский солдат, потомок легендарных викингов.
— Поднимите носилки выше и несите меня на линию огня, — приказал Карл драбантам. — Мои солдаты должны видеть своего короля!
Драбанты, подняв на плечи носилки с сидевшим в них королем, сделали всего десяток шагов, как русское ядро угодило в край носилок и сломало их. Упавший на землю на раненую ногу Карл на какое-то время потерял от боли сознание, а когда пришел в себя, вновь приказал нести его навстречу двинувшимся в атаку русским батальонам.
— Носилки разбиты? Дьявол с ними! Сажайте меня на скрещенные пики и несите к моим солдатам!
Драбанты исполнили его приказание и, не обращая внимания на вражеские пули, сменяя у импровизированных носилок убитых и раненых товарищей, понесли короля в гущу начавшегося сражения главных сил русской и шведской пехоты. Двадцать четыре драбанта-телохранителя пали мертвыми у королевских носилок, тысячи солдат видели своего короля, со шпагой в руке призывавшего их к победе, однако все было напрасно.
Шведская пехота, передние ряды которой пытались сдержать в штыковом бою яростно рвущуюся вперед русскую пехоту, а задние ряды обстреливались вражеской артиллерией, смогла удержаться на своих позициях всего несколько минут. Затем ее боевая линия прогнулась, разорвалась в одном, другом месте, и она начала отступать. Этим тотчас воспользовались русские, вклинившись в образовавшиеся промежутки между разрозненными частями некогда сплошной боевой линии противника, и среди поднятой тысячами ног пыли, клубов порохового дыма стало невозможно различить, где синие шведские, а где зеленые русские мундиры.
— Ваше величество, наша пехота погибла! — прокричал подскакавший к носилкам Карла Реншильд. — Молодцы, спасайте короля! — приказал он драбантам, и его тут же поглотил накатившийся вал отступавших солдат.
— Пехота погибла? — прошептал побелевшими губами Карл. — Не
Увы, то, что творилось вокруг, свидетельствовало о правоте сказанного Реншильдом. От боевой линии шведской пехоты осталось лишь воспоминание, от нее на поле боя сейчас сохранились разобщенные друг с другом отдельные полки, батальоны, роты, отступавшие куда заблагорассудится их командирам: одни в сторону Полтавы, другие в направлении ближайшего леса, третьи пробивались к своей сохранившей боевой строй кавалерии. Создавалось впечатление, что шведской армией уже никто не командовал, а если и делал это, то солдаты и офицеры не исполняли приказов и были озабочены только спасением своих жизней.
Боже, сколько появилось одиночных солдат и небольших групп пехотинцев, которые, не помышляя о сопротивлении, попросту удирали с поля боя, стремясь укрыться в лесу или побыстрее прошмыгнуть мимо русских редутов, повторив в обратном направлении проделанный утром путь. Неужели его армии конец? Нет, она жива, покуда жив он, ее верховный вождь и король Швеции. А он будет жить, наплевав и на свистящие кругом пули, и на доносящиеся со всех сторон победные крики русских солдат.
Карл хранил молчание и когда его пересаживали со скрещенных пик на лошадь раненого драбанта Брадке, и когда небольшой отряд оставшихся в живых телохранителей и королевских гвардейцев, окруживших его, поскакал к русским редутам в направлении своего оставленного у Полтавы обоза. Здесь им повторно пришлось прорываться сквозь вражеский орудийный огонь и ливень мушкетных пуль, одна из которых угодила в лошадь под Карлом. Устраивая раненую ногу на шею новой лошади, которую отдал ему капрал Гиерта, Карл глянул на Пипера, неотлучно находившегося подле него:
— Граф, в лагере остались мои письма и документы государственной важности. Мне крайне не хотелось бы, чтобы они оказались в чужих руках. Прошу вас возвратиться в мою палатку и уничтожить их. Себе в помощь возьмите моего секретаря Седерьельма. Успеха вам...
Петр отнял от глаз подзорную трубу, с довольной улыбкой произнес, обращаясь к возглавившему вновь собравшуюся возле царя свиту Шереметеву:
— А шведы-то бегут, господин фельдмаршал. Ей-богу, бегут.
— Удирают, Государь, — подтвердил Шереметев. — Самым форменным образом удирают.
— Посмотри, который час.
— Половина десятого, Государь, — ответил Шереметев, взглянув на свой золотой брегет.
— Половина десятого? — удивился Петр. — Всего полчаса боя, и непобедимые хваленые шведы показали нам спину. Жидок в сражении оказался нынешний швед, весьма жидок [109] .
— Истинно так, жидок, — поддакнул Шереметев. — Ежели неприятель ищет спасения в бегстве, значит, скоро в большом числе появится пленные, в том числе знатные особы. Надобно быть готовыми к их встрече, Государь. Если о силе твоей армии Европа составит представление, узнав о поражении и множественности потерь королевского войска, то о твоей персоне будет судить по уважению и милосердию, которые ты проявишь к побежденным.
109
Сражение под Полтавой длилось два часа — с 9 до 11 часов утра. Первые полчаса происходил встречный бой русской и шведской пехоты и переход русской армии в наступление, последующие полтора часа победители занимались преследованием разбитого противника
— Пожалуй, ты прав, господин фельдмаршал. Сражение мы выиграли, настала пора подумать о большей политике и вспомнить о Европе. Вели драгунам начать преследование неприятеля, а чтобы гетман не был на нас в обиде, пусть тоже отправит пару полков вдогонку за беглецами и к полудню будет с князем Волконским у меня...
Прискакав в свой лагерь под Полтавой, Пипер с Седерьельмом бросились в палатку короля, принялись собирать и сваливать в общую кучу все личные бумаги и служебные документы Карла. Поджечь их они не успели — раздавшийся поблизости конский топот, залихватский свист и гиканье заставили королевского секретаря выглянуть наружу.