Полтергейст
Шрифт:
В школе Патриция посещала драмкружок — и, по-моему, даже теперь слегка переигрывала. Судя по всему, это было единственным ярким моментом в ее жизни. Мне показалось, что она обижена на детей, которые приковали ее к золотой клетке; ей хотелось внимания — желательно мужского, — и именно его она ждала от проекта. Но не сложилось. Патриция не нашла общего языка ни с молодежью, ни со старшим поколением. Единственным, с кем она хоть раз нормально поговорила, был Марк: как-то раз, когда у его велосипеда спустила шина, она подвезла его до дома. Остальные ей не нравились, хотя она этого и не сказала.
Пока она жаловалась на жизнь, я пригляделась к трем детям, которые сидели на земле вокруг кучи опилок и листьев, подбрасывая вверх то листик, то кусок коры. Время от времени лист или стружка вдруг отскакивали в сторону, и дети начинали хихикать. Чем они там занимаются? Я покосилась на них сквозь Мглу и увидела неровный желтый силуэт, истыканный серебристыми лучами: он колыхался поблизости, передвигая листву и опилки. Заметив, что я не слушаю, Патриция тоже посмотрела на детей, и ее желтая нить протянулась к странному силуэту.
— Что они делают? — спросила я.
Она развела руками.
— Кто их знает? Дети! — Патриция уперла руки в бока и прокричала: — Эй, хватит! Испачкаетесь!
Я шагнула к ребятам и их товарищу по играм, но те как раз оборачивались на оклик Патриции и заметили мое приближение. Дети вскочили, отряхиваясь, а желтый силуэт взорвался с глухим хлопком, который напомнил мне стук на записях Такмана. У меня зазвенело в ушах. Я нахмурилась и присмотрелась к детям, но увидела лишь тонкую желтую нить, протянувшуюся к ним от Патриции. Нить, которая связывала женщину с таинственным силуэтом, теперь показывала на пустое место.
Я снова повернулась к Патриции. Она строго смотрела на детей, не замечая произошедшего во Мгле.
— Ну? Даю вам еще пятнадцать минут, а потом наверх и мыться! Надо успеть к приходу папочки.
Дети запрыгали и вернулись к игре, а мы продолжили разговор.
Патриция не верила, что кто-то мог подделать полтергейст. Она обиделась, когда я спросила, не переживала ли она что-то подобное ранее. Я была почти уверена, что она лукавит. Когда я слегка надавила, она призналась, что «видела что-то странное», когда была подростком, но подробности я так и не выудила. Меня бы не удивило, если б оказалось, что в детстве она была замешана в классическую историю с полтергейстом: эмоционально неуравновешенный подросток, вокруг которого творятся странные вещи, мания преследования, борьба за внимание взрослых. Я уже собиралась поднять эту тему, но она взглянула на часы и отвернулась.
— Мне пора. — Она окликнула детей. — Эй, вы, трое, марш домой! Встречать папочку!
Дети дружно заныли и вяло поплелись к матери. Она собрала их вместе и повела к ближайшей башне, к лифту, рассеянно помахав мне рукой на прощание.
Я посмотрела ей вслед, а затем и сама стала спускаться по длинной, протянувшейся до самого подножия холма лестнице, которой комплекс был обязан своим названием, мимо матовой стальной скульптуры в виде буквы «пи» и многоярусного водопада. Качая головой, я сошла вниз по
От Патриции я добилась лишь обрывков информации и так и не уточнила, общалась ли она с Марком вне проекта. Как бы сильно она меня ни раздражала, я должна была встретиться с ней еще раз.
Вполне вероятно, в одиночку Патриция не могла вызвать полтергейст — ни настоящий, ни поддельный, — но я не исключала, что ее энергия подпитывает остальных участников. Похоже, из всей группы она одна ежедневно контактировала с Селией (если то, что передо мной промелькнуло, на самом деле являлось Селией — а похоже, так оно и было). В то мгновение меня охватил странный пробирающий до костей холод. И еще эта необъяснимая вялость, которая навалилась после. Этот призрак беспокоил меня, как никакой другой.
Глава тринадцатая
Легче богачу войти в царствие небесное, чем «лендроверу» 1972 года выпуска припарковаться на Капитолийском холме в субботу днем. Особенно если это нужно сделать поближе к Бродвею. В конце концов я сдалась и оставила машину на крохотной платной стоянке в северном конце основной дороги. В любой другой день я поехала бы на автобусе, но на сегодня было назначено слишком много встреч, чтобы обойтись без «ровера».
Пока я парковалась, из моей сумочки донеслась странная попсовая мелодия: какое-то блеяние и чириканье под механический барабанный ритм. Через несколько секунд до меня дошло, что это мой мобильник. Я решила, что обязательно сменю дурацкий рингтон, как только пойму как. Я покопалась в сумочке и ответила на звонок.
— О! Привет, Харпер. А я думал, что набираю твой пейджер.
— Все в порядке, Бен. Я купила мобильник с переадресацией звонков. Что-то случилось?
— Да нет, просто я нашел информацию по интересующему тебя вопросу. Хотелось бы сегодня встретиться. Мара пока усмиряет нашего носорожика, поэтому если хочешь, покажу тебе, как это выглядит не на бумаге.
— Было бы замечательно. Где и когда?
— М-м… Как насчет четырех? В «Пятой точке», здесь, на холме Королевы Анны?
— Час скидок? Хорошо.
Бен фыркнул.
— Ага, кому час скидок, а кому тихий час.
Я рассмеялась.
— Понимаю. Увидимся там. Спасибо, Бен. — Я захлопнула телефон, сунув его в карман пиджака.
К тому времени, как я подошла к кинотеатру «Гарвард Экзит», первые сеансы шли уже около получаса — фильм из Польши и какое-то независимое кино, о котором я никогда не слышала. В билетной кассе (простое окошко в стене) я спросила Иена Маркина, и мне сказали зайти внутрь и подождать, пока он спустится с третьего этажа.
Кинотеатр занимал большое кирпичное здание, словно пародирующее английский стиль. Надпись на декоративной цементной табличке над дверью гласила: «Женский Клуб Сенчури». После свежего ремонта фойе скорее напоминало шикарную гостиную двадцатых годов, чем кинотеатр. Это было длинное узкое помещение с узорчатым ковром на весь пол, камином, удобными креслами, бронзовыми лампами в стиле ар-деко и блестящим черным роялем. То тут, то там мелькали серебристые призраки — следы воспоминаний, впитавшихся в комнату, — и несколько завитушек энергии.