Полтора кролика (сборник)
Шрифт:
Во всяком случае, ему казалось, что он это любит.
Общаться с молодежью он тоже любил.
Во всяком случае, ему так казалось.
– Может быть, у стены?
– Очень хорошо, – одобрил Валентин Юрьевич выбор Максима: именно за столиком у стены, по его разумению, лучшее место для деловых разговоров.
– Кофе? – спросил Максим, когда подошли к столику.
– С пирожным, – сказала Марина и обратилась к Демехину: – Проявите солидарность?
– Нет, нет, – Валентин Юрьевич решительно
Максим на правах пригласившей стороны по-хозяйски удалился к стойке купить три кофе и одно пирожное, а Валентин Юрьевич и Марина, разместившись за столиком, предались незатейливому общению.
– Трудно найти кафе, чтобы не было музыки, – сказал Валентин Юрьевич. – Хочется поработать, а тебе бум-бум, бум-бум… И так у нас повсеместно… Знаете, Марина, я вот в Германии, когда пью кофе, всегда слышу, о чем говорит собеседник.
– Я вас тоже слышу, – сказала Марина. – Здесь еще ничего.
– В целом, да, – согласился Валентин Юрьевич. – Здесь уютно.
Он ожидал вопроса о Германии, часто ли там бывает, – сказал бы тогда, что в Гамбурге живет внук. Но Марина спросила другое:
– Так вы пишете в кафе, значит, прямо так вот за столиком?
– Когда-то практиковал, – уклончиво ответил Валентин Юрьевич. – Я везде пишу. Вездепишущий.
Марина показательно улыбнулась, давая понять, что намеренно пропускает реплику.
Валентин Юрьевич поступил так же.
Марина потерла лоб.
Тогда Валентин Юрьевич задал вопрос по существу:
– Антология?
– Что? – спросила Марина.
– Ну это.
– Нет. Не совсем, – она нашла глазами Максима.
Максим приближался. В одной руке он держал блюдце с чашкой американо для Валентина Юрьевича, в другой – блюдце с чашечкой эспрессо для Марины. Валентин Юрьевич немедленно встал и направился к стойке – помочь. Он, однако, не рискнул взять еще и пирожное, сосредоточившись на одном – на блюдце с чашечкой эспрессо для Максима, – держа перед собой обеими руками, чтобы не расплескать, ступал медленно, осторожно. За это время Максим успел вернуться к стойке и принести блюдце с пирожным. Молодость проворна. Никто не спорит.
Теперь сидели втроем.
– Мне хвалили ваш «Незримый луч», – сказал Максим, надрывая пакетик с сахаром, – сам не читал, но прочту, если достану. Это, кажется, ваше последнее?
– Не пугайте, «последнее»! – засмеялся вальяжно Валентин Юрьевич Демехин. – Есть еще порох в пороховницах!.. Не надо меня хоронить.
– Я имел в виду… – начал было Максим, но Валентин Юрьевич не дал договорить:
– Нет, нет, это старая книга, ей лет десять уже.
– Вот как? Мне казалось, вы после не издавали ничего…
– Ну почему же… Кое-что выходило. Семь лет назад, к шестидесятилетию…
Он замолчал.
– Большая работа, – полувопросительно произнес Максим.
– Роман? – поинтересовалась Марина, проникая ложечкой в мякоть фруктового пирожного; оно называлось «Вечерняя тайна».
Валентин Юрьевич степенно отпил кофе и твердо поставил чашку на блюдце.
– Должно быть, очень большой, – сказал Максим.
Валентин Юрьевич покосился на него, заподозрив иронию.
– Иными словами, ситуация такова. – Максим перешел к делу. – Есть идея издать ваш старый рассказ. Надо подписать договор, если нет возражений. – Максим вынул из рюкзачка папку, раскрыл. – В двух экземплярах. Вот и вот.
– Можно моей, – Марина ручку из сумочки достала.
Валентин Юрьевич в свою очередь извлек из портфеля футляр с очками, а затем, помедлив – две книжки в мягкой обложке.
– Я тут это… захватил «Незримый луч»… вы вспоминали как раз… я надпишу…
– Ух ты, – сказала Марина. – А не последнее?… Извините! Я в том смысле «последнее», что есть ли еще… вдруг больше нет?…
– Предпоследнее, – пробормотал Демехин, надписывая.
Он попросил извинения за то, что на обложке экземпляра Максима след от загиба угла.
Максим тоже спросил, не жалко ли:
– Предпоследнее-то?…
– Ну ладно! Не часто встретишь своего читателя, – сказал Валентин Юрьевич, вспоминая, какое сегодня число, – пускай потенциального даже…
– Какая элегантная подпись! – восхитилась Марина. – Спасибо, – убрала в сумку подарок.
– А теперь вот здесь такую же, – сказал Максим, пододвигая договор поближе к Демехину.
Процедура дарения книг несколько взволновала Валентина Юрьевича. Он блуждал по тексту рассеянным взглядом, совершенно невосприимчивым к печатным знакам.
– Я, честно говоря, не понял тогда… по телефону… у меня их много… о каком рассказе речь, собственно? Как называется?
– «Литературный вечер», – ответил Максим.
Валентин Юрьевич прищурился, вспоминая.
– О чем?
– О литературном вечере, как мы понимаем, в Угловом переулке.
– У меня был такой рассказ?
– Был и есть, – и то, что Максим назвал «Литературным вечером» (или, вернее, то, что Валентин Юрьевич когда-то назвал «Литературным вечером»), легло на стол перед автором.
– Прелесть, – сказала Марина. – Еще на машинке. Почти самиздат.
– Это мое?
И:
– Мать честная! – Валентин Юрьевич признал свое детище. – Да ведь этого в природе не должно существовать!.. Силы небесные!.. Откуда?…