Полтора метра счастья
Шрифт:
— У тебя есть желание воссоздать что-нибудь из книжек? Каких-нибудь.
Химчан задумался.
— Так сразу и не скажу. Надо покумекать.
Я снова попила латте и огляделась. Оказывается, рядом с нами сидела супружеская пара с ребёнком, не совсем маленьким — было уже поздно, за полночь, для гуляний с малышами, — примерно лет семи-восьми, видимо, они недавно приехали на метро с Манхэттена, где гуляли семьёй в выходной день. Надо же, раньше я всегда выхватывала из толпы матерей с детьми, детей самих по
— Анджелина в последнее время с Элис уходит с работы, или ещё с кем-нибудь из коллектива, с кем по пути. Я спросила, почему её парень не встречает, она сказала, что уехал по работе. — Я посмотрела Химу в глаза. — Но я же знаю, какая у него работа. С ним всё будет в порядке?
— Должно быть, — пожал плечами мой Крутой мужик.
— Он далеко?
— В Китае. Где-то на границе Тибета. Но это не для передачи Анджелине.
— Разумеется. Ох, и заносит же вас…
— Видела старую книгу сказок у Бомми? — задал вопрос Хим вдруг.
— Про золотых? Которую Дэн назвал родовым раритетом? Видела, конечно. Я и сама её пару раз прочла.
— Вот какую книгу я хочу воссоздать, — сказал Химчан. Я удивлённо подняла брови.
— Сказки?
— Победа золотого воинства. Истребление преступности, свержение тирании, образованные и воспитанные люди, взаимоподдержка… Возможность для каждого быть счастливым, не притесняемым, понятым.
— Наступление золотого века?
— Дэн сказал, по семейным преданиям, в этом сборнике был последний рассказ о том, как этот век наступил. Но в плохие для золотых годы его уничтожили враги, и теперь мы не знаем, как окончательно прийти к миру во всём мире.
— Если когда-то мир во всём мире существовал, значит, однажды кто-то его уже разрушил? А поскольку в инопланетян я не очень верю, и вряд ли было внедрение извне, значит, кто-то в этом идеальном мире сам послужил причиной катастрофы?
— Ты, как всегда, смотришь глубже, чем многие, — скованно улыбнулся муж.
— Ой, да брось, — смутилась я комплимента, пришедшегося мне по сердцу.
— Я до сих пор помню, как ты интерпретировала уроки физики о притягивающих и отталкивающих предметах.
— Да? Я думала, что глупости горожу, и ты давно выбросил из головы это всё…
— Ты у меня очень мудрая, — положил он свою ладонь на мою. — Мне кажется, что корней проблем человечества намного меньше, чем думают сами люди. Зигмунд Фрейд считал, что всё идёт от подавленной сексуальности, и всем движет половой инстинкт. Однако его ученик Альфред Адлер возразил и вывел теорию, по которой основополагающим и главным для людей является власть. Стремление к превосходству и самоутверждению. Но, видишь ли, как я думаю, правы были они оба. Адлер не отрицал, что подобные стремления и желание захвата власти — признак неполноценности и невротического синдрома, а ими обладают не все люди. То-то и оно, что эти синдромы развиваются, в том числе, у тех, кто подавляет или окончательно подавил сексуальность. Есть точка невозврата, после которой личность здоровой уже не сделаешь, увы. Кто-то не нашедший личного счастья и удовлетворения переключается на глобальное — решение каких-то социальных проблем, начинает выстраивать утопические схемы и пропагандировать идти за собой, подаётся в политику, мафию, крупный бизнес, управленческие должности. Но несчастный человек других счастливыми не сделает. Кто-то такой, наверное, и развалил золотой век. Амбиции и слепота одного человека способны обрушить государства, как одна фишка домино другие.
— Но как в идеальном государстве человек не смог найти личного счастья? — полюбопытствовала я. — Тогда оно не было идеальным!
— Может, осталось несколько неистреблённых представителей неидеального мира, и они, как носители вируса, вновь запустили процесс деградации?
— Смахивает на научную фантастику, что-то вроде «Обители зла», — хихикнула я. — Ничего себе у нас разговоры перед сном! Лишь бы кошмары не приснились.
— Ладно, пошли домой. Хоть завтра и тот редкий совместный выходной, поваляться в постели подольше хочется.
Мы вышли из МакДональдса на ночную, до сих пор не безлюдную улицу. Круглосуточных магазинов поблизости почти не было, витрины были закрыты или погашены, но на тротуаре постоянно попадались прохожие, бредущие домой. Хим надел на голову чёрную бейсболку с надписью «Бруклин Нетс»**, взял мою руку в свою, другую привычно сунул в карман куртки.
— Слушай, кнопка! Знаешь, что я заметил?
— Что? — подняла я к нему лицо.
— Погляди вокруг. — Я послушно осмотрелась, боясь пропустить что-то интересное, но ничего не уловила.
— И? — опять задрала я голову, чтобы видеть Хима.
— Ничего не замечаешь?
— Нет. А что должна? Не томи! Ну что?
— Мир! — Хим достал из кармана руку и обвёл ей перспективу улицы перед нами. — А он ведь, в самом деле, идеальный!
Он остановил меня под фонарём и наклонился, спрятав наши лица под козырьком своей бейсболки.
— Как ты верно заметила, если у людей есть возможность где-то найти друг друга и обрести друг с другом счастье, это место не может быть иным.
— Значит, мы живём в золотой век? — улыбнулась я.
— В самый лучший.
И Хим поцеловал меня. И у меня не было никаких сомнений в его словах.
Примечания:
*имеется в виду выражение «дядюшка Сэм», Uncle Sam, производное от первых двух букв Соединённых Штатов — United States
**логотип бруклинской баскетбольной команды