Полуденные сны
Шрифт:
– Зачем же так примитизировать, Вася? Мне больно, мне стыдно, что твой мозг так чудовищно, так бессовестно эксплуатируется и я тоже втянута в бесконечную, изматывающую гонку.
Ровный голос и странно остановившееся выражение лица Татьяны Романовны не предвещало ничего хорошего, человек бурно эмоциональный, она в минуты гнева непонятно стихала, и даже интонации ее обычно оживленного высокого голоса менялись на глухие и низкие. Желая разрядить напряжение, Вася постарался успокоиться и придать своему лицу самое безмятежное выражение.
– Семеновна, ребят пора поднимать и кормить завтраком, давайте-ка не нарушать с
– Ну вот, перепугала насмерть старуху, она невесть что о нас с тобой подумает. А ведь сама так ждала ее!
– Не беспокойся за нее, она за себя постоит, Семеновна не из пугливых. Потом, в глазах твоей тетки ты всегда прав, она всегда на стороне мужчин, будь то ты, Олег или Тимошка. Мужчина в глазах Семеновны неправым быть не может.
– Сядь, ноги остудишь, - предложил примиряюще Вася, но Татьяна Романовна, не принимая перемирия, негодующе вздернула плечи.
– Ну хорошо, Татьяна Романовна, тогда давай выступай дальше.
В лице Татьяны Романовны точно что-то захлопнулось, н Вася пожалел, что назвал жену Татьяной Романовной, а не Таней.
– Да, да, да, - Татьяна Романовна все больше проникалась к этому странному, нс желавшему палец о палец ударить для облегчения собственной жизни, человеку чувством неприязни и жалости.
– Вот ты сейчас на своей кроьати отчаянно себя жалеешь! Так ведь? Никто тебя не понимает, не в состоянии попять, где уж! Каргалов? Бездарь!
Векшип? Ну, этот совсем сошел с дорожки! Полуянов? Ну конечно, шут, рыжий на ковре, - усмехнулась она одними губами, хотя внутренний голос давно просил, убеждал, умолял ее остановиться, образумиться, перевести дыхаипе.
– Да, да, да, вокруг одна только дрянь, серость, ничтожество! неслась она дальше в своем ослеплении.
– Во WEC одном божественный дар, я-божественный сосуд, только мне одному доверено нести факел.
Побледневший Вася, сильнее вжимаясь в подушку, старался не глядеть сейчас на жену, видеть ее сейчас было ему трудно, почти невыносимо.
– И мою судьбу ты мимоходом перечеркнул, - продолжала свои безжалостные обличения Татьяна Романовна.
– И не делай страдальческие глаза! Я бы давно уже кандидатскую защитила, у меня тоже мысли были, самостоятельные разработки... а ты все втянул в себя. Кто я теперь? Жена, секретарь, расчетчица? Нитка к иголке? Только успеваю оформлять твои мысли. Меня от цифр уже тошнит. Веришь, на обоях вместо цветов у меня цифры впечатаны, везде цифры, цифры, цифры... Переворачиваю длиннющие бесконечные рулоны с цифрами, чтобы не упустить тот единственный результат, которого ты ждешь. Слепну от цифр, а ты одним царственным взмахом отказываешься от борьбы за лабораторию, перечеркиваешь целое десятилетие совместных усилий! И какой итог?
Тяжелый, когтистый шлепок в дверь прервал речь Татьяны Романовны, и на пороге появился Тимошка, не совсем еще просохший и оттого непривычно щуплый и узкий, но все в той же грациозной позе существа благородных кровей, с внимательно чутким носом. Он пришел осведомиться,
– Вот, вот, - обрадовалась Татьяна Романовна новому аргументу, мстительно указывая на Тимошку.
– Вот твой лучший друг, теперь ты с ним можешь остаток дней просидеть на скамейке, слушая лягушек...
Полувопросительно шевельнув хвостом и не встретив одобрения Васи, ничего не поняв и лишь ощутив нависшую в комнате грозовую атмосферу, Тимошка благоразумно скрылся под кроватью.
– Что ж ты не выходила замуж за Севку Валуева или за того же Яшку?
– со странной полуулыбкой неестественно высоко поднял брови Вася.
– Севка ведь так добивался, вот и были бы совершенной парой, счастливым совпадением наклонностей.
– Потому и не вышла, что ты встал на пути... Стеной, скалой! Именно твоя одаренность, твоя одержимость меня обманула! Не уметь поддержать такой успех, усилия двух жизней! Главное, не хотеть! Я бы слова тебе не сказала...
если бы ты хоть раз попытался защитить себя, свои талант. Но ты же небожитель! Тебе только нимба не хватает. Хватит! С меня довольно! Не хочу остаться у разбитого корыта!
– Ты знала, за кого выходишь замуж, Татьяна Романовна, - голос Васи заставил Тимошку переменить положение и плотнее прижаться к прохладному полу.
– Я тебе не обещал ни праздников, ни персональных машин, я могу повторить тот наш разговор слово в слово. Я даже помню, где мы тогда были, на Крымском мосту.... еще не начало светать.
– Не надо, - глухо, как-то вся обмякая, попросила Татьяна Романовна. Я тоже помню.... Что же делать, мы слишком горячо взялись, по молодости были слишком самонадеянны... Не рассчитали силы... Я так устала, Вася, больше не могу. Ноша оказалась слишком тяжела, мне не по силам, Вася, разве я виновата?
Почувствовав смену интонации в голосе Татьяны Романовны, Тимошка озабоченно вылез из-под кровати и переместился ближе к ее ногам, скашивая черный умный глаз то на нее, то на Васю и как бы прикидывая, кому он в данную минуту может быть больше полезен и к кому в первую очередь надо броситься на помощь.
– И ты не виновата, и никто не виноват, весь вопрос в том, на сколько еще хватит горючего, Таня.
Как всякая чуткая и любящая женщина, Татьяна Романовна чувствовала, что складывается неподвластная ей ситуация, и, что бывало с ней крайне редко, она с некоторой даже растерянностью и боязнью глядела сейчас на мужа, словно столкнулась с неудержимо влекущим водоворотом, полным скрытой, непонятной жизни и опасных воронок.
Выгадывая время для необходимой перестройки, Татьяна Романовна пустила в ход одну из самых своих непроницаемых улыбок, с какой красивая женщина разговаривает с другой, еще более красивой. Озадачивая Васю своей полнейшей безмятежностью, Татьяна Романовна присела на подлокотник низкого кресла в углу и вытянула длинные красивые ноги в золотистом, еле заметном пушке.