Полудержавный властелин
Шрифт:
Глава 1. Вдоль да по Казанке…
Шемякину бомбарду разорвало на третьем выстреле.
Грохнуло так, что заблажил не только внутренний Васенька, но и старые, опытные вои с испугом присели и клали крестные знамения, глядя на летящие над шатрами головни и столб огня над бывшей позицией.
Стоило пороховому дыму развеяться, как я вскочил в седло и помчался к месту взрыва — выжил ли кто из пушкарей? Увиденное оправдывало самые мрачные ожидания: разорванные железные обручи и полосы густо усеивали окрестности, в наполовину разметанном частоколе торчало
Совсем.
Ни одного человека из тех тридцати двух, что приставлены к бомбарде.
Даже ни кусочка.
Ошеломленно оглядывая воронку и куски разбитого вдребезги дубового основания, на котором покоилась князь-пушка, я пытался сообразить, как вышло, что вокруг нет ни тел, ни оторванной ноги, ничегошеньки? Органика испарилась при взрыве? Но где тогда остатки оружия и прочего железа, коим обвешаны пушкари?
Пока я изображал Джона Траволту и морщился от кислой вони, легкий ветерок сдул дым в сторону, а из щелей и овражков понемногу полезли наружу пришибленные люди и боязливо, по шажочку, двинулись к месту катастрофы.
И тут из земли высунулась рука.
Обычная такая человеческая рука, только предельно грязная.
Она ощупала пространство вокруг себя и уперлась во вроде бы твердое. Супесь вздрогнула и подалась, разваливаясь на комки.
Зомби, простигосподи…
Мои рынды кто вцепился в сабли и бердыши, кто шептал молитвы, кто попятился.
Грунт осыпался и явил нам Збынека из Нимбурка, флагманского артиллериста Московского княжества.
Вытряхая землю из волос и одежды, он поднялся сперва на четвереньки, помотал головой, затем с кряхтеньем уперся в колено и воздел себя на ноги. Оглядел орудийную площадку, заторможенно перекрестился и, бормоча не то молитвы, не то ругательства, попытался отойти в сторону.
Его повело и, кабы не Васька Образец, Збынек рухнул обратно на землю, Добрынский-младший подхватил пушкаря под мышки и со всем бережением усадил на траву. Вернее, на гарь, оставшуюся от травы.
Да, нефиговый порох Дима спроворил. Надо будет срочно объявить, чтобы заряды уменьшили.
Я подал Ваське баклажку с водкой, он приложил ее к губам Збынека. Чех гулко глотнул, закашлялся, но при попытке Васьки убрать руку вцепился в емкость и сделал еще пару глотков.
— Если здесь так, то страшно подумать, что в Казан содеяло, — то ли шутя, то ли серьезно проговорил Улу-Мухаммед, подъехавший со своими нукерами посмотреть на последствия.
Его орда держала южную сторону осады, вправо от главных ворот города.
К моему удивлению, нынешняя Казань стояла вовсе не на берегу Волги, но хотя бы на той речке да на Казанке, только сильно вглубь, примерно в дне пути, от великой и пока еще не очень русской реки. А в ожидаемом месте, там где была столица Татарстана в моем XXI веке, выше слияния с Камой, торчала даже не крепость, а деревянный замок местного бека.
Впрочем, стена и этой Казани тоже деревянная.
Точно такая же, к какой я привык — дубовые городни под крытыми лемехами острыми крышами и набитые землей клети-прясла между ними. И потому безвременно погибшая бомбарда даже двумя выстрелами свою задачу выполнила
В городе засел местный князь или эмир, хрен поймешь, которого татары звали Али-бей, а русские Лебедий. Несмотря на средненькие стены, взять город оказалось весьма непросто: его поставили на высоком холме над полноводной Казанкой и насыпали немаленькие валы, так что башни и прясла лишь добавляли защиты.
Збынек шумно выдохнул и еще раз огляделся более осмысленным взором. Не иначе, пришел в разум.
— Все целы? — спросил я пушкаря.
— Цо? Неслышим… — потряс он головой, поковырял грязным пальцем в ухе и снова спросил:
— Ась?
— Целы все? — уже громче повторил я.
— А, ныне, глядам…
Он неуклюже поднялся и побрел к собравшимся, сзывая их хриплыми возгласами и движением рук. Из толпенки выбирались и мужики в домотканом и зелейные мастера в сукне, и даже парочка сынов боярских в бронях.
Збынек пересчитал их, сбился, плюнул, начал по новой, но только после третьей попытки просиял и вернулся ко мне:
— Всихни живе! В прикопах се сховавали!
— Добре. А сам-то где был?
— Был где… на указ великого князя пожистку делал фитилем в три сажени, стойно из прикопа, — он показал на ту ямку, из которой и выбрался ранее.
Обалдеть. Техника безопасности в действии — я сразу приказал никаких пальников не юзать, поджигать по шнуру издалека, а расчету перед выстрелом сидеть в отрытых поодаль канавках, ибо опасался именно такого развития событий. Не зря, выходит, опасался, и не зря троих подручных Збынека выпорол, когда они удумали стрелять по старинке.
— В ушах шумит? Голова кружится? Блевать не тянет?
Збынек замер и прислушался к организму.
— Яко не… — чех выдохнул и размашисто перекрестился. — Свят наш Бог!
— Иди, полежи в тенечке, тут без тебя разберутся.
Вокруг уже распоряжался Кассиодор — мужики тащили новые бревна для частокола, а подъехавший Шемяка отозвал Морейца в сторону:
— Строй еще три таких же частокола под бомбарды.
Грек задал естественный вопрос:
— Зачем, княже? У нас нет больше бомбард.
Он говорил гораздо чище Збынека, наверное оттого, что язык ему пришлось учить серьезно, а не полагаться на близость и понятность старорусского и старочешского.
— Бомбард нет, но ты представь, что есть, — улыбнулся Дима.
— Не уразумею…
— Ну вот если у нас есть три бомбарды, ты бы их как поставил?
— Хм… здесь, там и во-он там.
— Вот и ставь, и делай так, чтобы Али-бей это увидел и решил, что к нам бомбарды еще подвезут.
— А-а-а! — расцвел механик. — Стратиотико техназма![i]
— Она, родимая.
Такой странный состав осаждающих Казань — русские вперемешку с татарами и вкрапления чехов и греков — стал следствием подписанного докончания между великими князьями московскими и Улу-Мухаммедом с сыновьями. Драматическое стояние под стенами Белева с занесенными над головами саблями закончилось все-таки переговорами и поиском приемлемого компромисса.