Полудержавный властелин
Шрифт:
— Не мы, так наши дети закончат, — резонно заметил Шемяка.
— Дети… — дернул себя за ус Мухаммед и вдруг резко сменил тему. — А дети у тебя будут красивые. Ты хорош, твоя ханум красавица, повезло тебе.
— Ну, будем здоровы! — поднял я узорчатую поливную пиалку, дабы съехать со скользкой темы.
Мужики, кто с закатанными рукавами, а кто и голый по пояс, рыли канаву под заостренные бревна частокола, выбрасывая землю вперед, в сторону крепости. Оттуда для порядку выпустили несколько стрел, убедились, что не добить и прекратили.
Работа
— Бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит! — гаркнул я присказку, проезжаючи мимо.
— Га-га-га-га! — взорвалась хохотом артель, но быстро поскидала шапки и поклонилась, увидав меня.
— Бог в помощь, — улыбнулся я трудягам.
— Спаси Бог, княже, за лопаты! — ответил за всех косматый детина. — Любота такой работать!
— Ага, ты вон одну уже сломал! — подъелдыкнул его жилистый парень лет двадцати.
— И ничо! — возразил детина. — Я новую вырезал, а кузнец оковку переставил, всех делов!
— Вот да, хороша лопата, — серьезно заметил седой землекоп, наверное, самый тут старший. — Такой бы серебришко грести!
Общество снова взорвалось смехом:
— От ты хватил, Онисим, стока во всем свете нету!
Кассиодор разметил площадки, раздал указания и по всему выходило, что к вечеру частоколы будут готовы. Древодели обтесывали и заостряли бревна, мужики тащили их и ставили рядком в ямки, с волокуши сгружали камни для забутовки. Рядом, где работали двое терщиков, стоял крепкий сосновый дух, белела земля от стружки и опилок — тут «терли пилами» бревна под орудийный станок. Инструментом пила покамест была ценным и редким, и потому за двумя квалифицированными специалистами наблюдал специально поставленный десятник. Упаси бог пилу загубят — это вам не оковку с деревяшки на деревяшку переставить, это новую с самого начала выделывать.
В лагере сыграли сигнал к обеду, ратники и мужики подходили к водовозным бочкам ополоснуться и шли дальше к кострам, над которыми исходили паром котлы с варевом.
В этом затишье из-за горушки показалась грандиозная упряжка из полутора десятков лошадей. Кассиодор воспринял военную хитрость весьма серьезно и назначенное «бомбардой» бревно не прикатили на позицию, а тащили ровно так, как тащили бы настоящую пушку.
Судя по всему, это шоу вызвало интерес не только у меня, но и на стенах осажденной Иске-Казани. Людишки на заборолах забегали, засуетились, тыкая пальцами в сторону новой угрозы, а вслед первой показалась и вторая «бомбарда».
Я доехал до упряжек, соображая, сразу ли послать парламентеров с предложением сдаться или повременить до окончательной установки всей бревенчатой «батареи». Но пока я думал, меня опередили — в крепости заревели трубы, распахнулись ворота и на поле за валами потекла конная лава.
Все верно просчитал Али-бей — пока войско расслабленно жует, есть шанс наскочить и пожечь частоколы, хоть немного, да отсрочить начало пальбы, которую деревянная Казань точно не выдержит. И двумя-то выстрелами вон сколько своротили, а уж коли три пушки начнут…
Слева проорали команды Дима и Федька Пестрый-Палецкий,
Почти неслышимые в лязге и скрежете железа звонко пропели тетивы арбалетов, слегка тормозя натиск на «батерею», а потом с боков по казанцам плюнули огнем и картечью легкие пушки, прорубив без малого просеки в атакующем строе. Перед пушками сбивались в плотные ряды копейщики, склонив отточенные острия.
Бунчук Якуба качнулся и упал, справа, перекрывая шум битвы страшно закричал Мухаммед, понукая своих воинов. Но вдруг раздался его отчаянный горловой вопль, тут же сменившийся злобным, а из свалки выбрались и поскакали к ханскому шатру несколько человек, увозя тело.
Доскакавшие до батареи казанцы были встречены в пики, из-за спин еще раз тренькнули арбалеты и городские, убедившись, что нахрапом взять не удалось, спешно заворачивали коней.
В татарском лагере забили барабаны и взревели зурны и вся орда, сколько я их видел, ломанулась в свалку. Связанные боем казанцы медленно пятились к воротам. Туда же погнал наших и Дима — он понял замысел хана не дать противнику ускользнуть в крепость, а при удаче вломиться в нее на плечах отступающих.
Легкие пушки на руках, под прикрытием щитов подкатили еще ближе и дали залп картечью прямо по стенам, откуда рухнуло несколько человек. Арбалетчики стреляли не переставая, в замятню у ворот влилось еще несколько ханских и наших отрядов…
Йес! Ворота захлопнуть не успели, бой закипел уже в городе.
Тут уж воеводы двинули вперед все силы — такой шанс упускать нельзя. Пользуясь тем, что защитники сбегались к воротам, дабы отстоять их, хан послал на стены своих спешенных воинов с заранее заготовленными лестницами.
Казанские рубились отчаянно, понимая, что сдаваться тут некому и пытаясь спасти свои семьи. Орали люди, ржали и бились кони, звенела сталь и текла рекой кровь. Наконец малый отряд прорвался сквозь замятню у ворот и ринулся вглубь города, сея смерть и панику. И в тот же момент пешие преодолели пролом, несмотря на торчащие в разные стороны разбитые бревна, посекли немногих защитников и тоже хлынули в город.
Последних добили часа через два. Али-беевские понесли большие потери на вылазке, да и пушки выкосили изрядно стоявших на стенах, а остервенелый от гибели сына Мухаммед не дал казанским ни секунды передышки.
Уже гнали полон, повязанный ременными веревками, тащили добычу, в трех местах поднимался дым от пожаров, голосили бабы, ревела скотина.
Брови Улу-Мухаммеда сошлись над носом, сквозь сжатые зубы вылетало скорее шипение, чем слова:
— Почему ты не пришел на помощь брату?