Полукровка
Шрифт:
– Послушай, ну зачем тебе это надо? – Машин голос стал ласковым. – Ты хорошая девочка, тебе и надо похорошему: муж, дети. Ося для этого не подходит. Он – другой. Понимаешь, вы разные. Зачем тебе другой муж?
Она сказала непонятно, но Валя услышала по-своему. Маша-Мария, явившаяся без приглашения, обвиняла ее в низости, о которой рассказывал Иосиф: как будто причислила ее к тем, кто вынюхивает еврейскую кровь.
– Если хочешь знать, это мне совершенно
– Ты просто не понимаешь, пока не понимаешь, но он-то понимает. И он, и его родители. Скажи, разве он говорил, что хочет на тебе жениться? – Маша-Мария смотрела внимательно.
– Тут не о чем говорить! Мы любим друг друга, и вообще... Ты не понимаешь. Ты – девушка... – Валя постеснялась сказать про это, но Маша поняла.
– А ты – дура, – она произнесла холодно и, отстранив Валю, вышла вон.
Оставшись одна, Валя села на эмалированный край и расплакалась по-настоящему. Мысли одна другой страшнее шевелились в голове. Она думала о том, что все против нее поднялись – все его родственники. Не верят. Не хотят поверить, что она не такая...
Отплакавшись, она отправилась в комнату. Первое, что бросилось в глаза: Маша-Мария. Завладев общим вниманием, она рассказывала какую-то историю. Гости хохотали, поглядывая на Иосифа. Кажется, эта история была связана с ним. Кто-то вспомнил анекдот, все захохотали снова, и, старательно вслушиваясь, Валя забыла про кухонные дела. Она вертела головой, переводя взгляд с одного на другого. Глаза, с которыми Валя встречалась, были дружелюбными.
– Ну что, может, горячего? – Иосиф предложил громко.
«Господи...» – Валя вспомнила и кинулась к двери.
Кухня полнилась жарким паром. Кастрюля, выкипевшая до донышка, похрустывала на плите. Рядом, на соседней конфорке, стояла забытая миска. То, что лежало в ней, напоминало бесформенную массу.
На крик выскочил Иосиф. Запустив пальцы в раскисшее месиво, Валя плакала навзрыд.
– Что? Что? – он повторял испуганно.
– Кажется, наша повариха опозорилась? – звонкий голос прервал пустые вопросы.
Валя оглянулась: Маша-Мария стояла в дверном проеме, раскинув руки, и головы гостей, похожие на огромные виноградины, лезли из-за ее плеча.
Валя растопырила пальцы:
– Слиплось, все слиплось! Я лепила, лепила...
– Тьфу! – Иосиф наконец понял и махнул рукой.
Виноградная гроздь рассыпалась.
– Слушай, ну нельзя так! Я подумал – ошпарилась, что-нибудь ужасное, не знаю... – Иосиф говорил, утешая, но утешение получалось слабым. Ни одна женщина из тех, кого он знал раньше, не разрыдалась бы от такой ерунды. Расстроилась, но обратила бы в шутку. Раздражение, искавшее повод, рвалось наружу. Он думал о том, что Валя – эгоистка. Сумела испортить праздник.
– Прекрати, – Иосиф приказал жестко. – Здесь не передача «А ну-ка, девушки!». Черт возьми, мой день рождения – не кулинарный конкурс.
Он вынул миску из ее рук и сгреб в помойное ведро.
– Посиди. Успокоишься, вернешься к гостям, – под краном Иосиф смывал с руки остатки теста. – Но прошу тебя... – развернулся и вышел
Валя сидела, прислушиваясь. В комнате было тихо. Гости разговаривали вполголоса. Самым громким был голос Иосифа. Кажется, он пытался исправить положение. Мало-помалу разговор возвращался в нужное русло, но все-таки не становился прежним. Валя сидела, ссутулившись и закрыв глаза. Под веками, набухшими от слез, плыли общежитские лица. Круг замыкался. Снова они все веселились за общим столом, а она сидела за своей загородкой. Валя всхлипнула, потому что на этот раз выходило еще страшнее: ему она пожертвовала самым дорогим. Тем, чем может пожертвовать девушка.
«А он, – Валя вытирала слезы, – обошелся, как они... Эти дуры из общежития. Ну уж нет! – она шептала, – не я. Сами вы – другие! – эти, евшие ее стряпню, не смеют над ней смеяться... – Сами, сами сидите за загородками...»
Тихие голоса доносились из прихожей.
– Не надо, не надо, не беспокойте! Что поделать, она – добрая девочка, расстроилась... Конечно, конечно, до свидания, все передам.
Проводив гостей, Иосиф вернулся на кухню. Валя сидела у стола, съежившись. Он подумал: «Вот дурак!» – и обнял ее за плечи. Запоздалая жалость томила его сердце. Пристроившись рядом, Иосиф принялся утешать. Он говорил, что гости восхищались ее стряпней, правда, было очень вкусно, она – прекрасная хозяйка, это недоразумение, случайность.
Сжимаясь под его рукой, Валя думала о том, что во всем виновата его сестра. Явилась без приглашения. Если бы не это, сама она никогда бы не забыла, что выложила пельмени в миску.
– Ну все? Мир? – мягкой ладонью Иосиф касался ее волос, и, затаившись, Валя кивнула, так и не подняв глаз.
В тишине, наступившей неожиданно, ей в голову пришла странная мысль. Она подумала о том, что все его родственники и друзья – евреи. Почему же он говорит, что одни дальше, а другие – ближе?
Даже про себя Валя не произнесла грубого слова. Сказала: эти.
Обыкновенно за почтой следил отец. Ключ от почтового ящика висел на его связке. Каждое утро, поставив чайник, он спускался вниз за газетой. Главному инженеру института полагалось выписывать «Правду», кроме того, уже для себя отец выписывал «Известия» и «Комсомолку». «Правду» он просматривал за завтраком, остальные газеты оставлял на вечер. Открытка выпала из «Правды». Подняв и пробежав глазами, Михаил Шендерович удивился. На стандартном бланке, какими пользуются в деловой переписке, значилось следующее:
Уважаемые Антонина Ивановна и Михаил Тоомасович!
Деканат финансово-экономического факультета поздравляет вас с наступающим праздником Первого мая и желает вам здоровья, успехов и семейного счастья. Мы рады сообщить, что ваша дочь Мария Арго является отличницей и гордостью нашего факультета. Примите нашу благодарность за то, что вы вырастили такую прекрасную дочь.
С уважением, декан факультета Хуциев Н.Х.