Полукрылые. Черные песни забвения
Шрифт:
Артем взглянул на Вихреву, вздохнул, но затем твердо произнес:
– Забвение. Это не так жестоко. Хотя выбирать между этими двумя вариантами – все равно, что менять кукушку на ястреба.
– Как ты сказал? Кукушку на ястреба? – старейшина засмеялся. – Давно я не слышал, чтобы кто-то использовал это выражение, да еще и так метко. А что касается твоего выбора… На самом деле, оба варианта довольно жестоки, хоть на первый взгляд может казаться иначе. Дело в том, что когда Полукрылому стирают память, то хоть из его памяти и исчезает информация о Крылатых и всех событиях его жизни, которые были с ними связаны, но сама
Афанасий Петрович помрачнел, задумавшись.
– На самом деле задача старейшин – не наказать и не научить. Мы не занимаемся исправлением преступников, так сказать. Наша основная цель – предотвратить нарушение установленных для общего блага правил. А если выбрать один из тех вариантов, про которые я говорил, то может получиться как в классическом голливудском кино – злодей, которого всего лишили, посвящает остаток жизни тому, чтобы найти новые возможности для мести. А они найдутся, я даже не сомневаюсь. Кто ищет, тот всегда найдет… Одним словом, надежнее будет использовать обе возможности сразу. Во избежание, так сказать. Думаю, что и городской слет решит так же.
Титов снова ощутил свою беспомощность в вопросе принятия решения, но в этот раз даже порадовался тому, что ответственность ляжет не на его плечи. Оставался еще один важный вопрос, ответ на который необходимо было выяснить как можно раньше.
– А что по поводу тех воспоминаний, которые Глеб Александрович как-то смог стереть у моей мамы, у нашего учителя, Антона Сергеевича, еще, наверное, у кого-то? Как их вернуть?
Афанасий Петрович с досадой пожал плечами.
– К сожалению, все не так просто. Птица Воронина – ятагарасу, а это значит, что те воспоминания не заблокированы, не спрятаны под другими, а именно исчезли. Как бы это лучше объяснить… – Он побарабанил пальцами по подоконнику. – Память не похожа на лист бумаги. Нельзя просто стереть текст и написать что-то заново. Она скорее, как паутина – если смахнуть часть, то оставшееся безвольно обвиснет тонкими, дрожащими на ветру ниточками. Но со временем, и довольно быстро, нужно заметить, пустота заполнится, паутинки найдут друг друга и сплетутся, сольются воедино, заполняя прорехи. Человеческая психика – очень сложная система, но прочная и гибкая.
Артем скривился.
– Да уж, классно объяснили, через дырки в паутине. Но я, если честно, не очень понял, что это значит-то? Ничего теперь не исправить?
– Боюсь, это не в наших силах, – Афанасий Петрович виновато развел руками. – Считай, что это уже свершившийся факт. Даже сам Глеб Александрович не может этого изменить. Такова природа его способностей Полукрылого.
– И как же мне себя вести с мамой и с другими? Делать вид, что ничего не случилось? Или все же рассказать правду? – спросил Титов и добавил тише: – Если они мне, конечно, поверят…
Старейшина тщательно обдумал свои слова, прежде чем ответить. И в конце концов осторожно произнес:
– Конечно, если ты примешь решение поведать Милене Игоревне или своему учителю
Титов разочарованно вздохнул. Он до последнего момента надеялся, что старейшина достанет очередной туз из рукава, решив и эту проблему.
Внезапно где-то в тишине конференц-зала раздался стук, а затем характерное вибрирование телефона, звук на котором отключен. Афанасий Петрович обернулся, осматривая помещение. Жужжание явно слышалось с того ряда, где Артем и Элла сидели во время слета.
– Это вроде не мой, – неуверенно произнес Титов и на всякий случай похлопал себя по карманам. Затем он вспомнил, что телефон остался в рюкзаке и скорее всего уже разрядился. – Точно не мой!
В этот момент Эл сбросила с себя оцепенение и смутилась:
– Ой, извините. Это, кажется, у меня.
Она бросилась в проход между рядами и выудила оттуда упавший аппарат. Судя по всему, он какое-то время вибрировал, лежа на сиденье, но мягкая обивка заглушала звук. А затем постепенно сполз и упал на пол в последней отчаянной попытке привлечь внимание своей хозяйки. Элла быстро взглянула на экран и нахмурилась:
– Отчим. Уже четвертый раз звонит. Извините, наверное, что-то срочное…
Вихрева отвернулась и отошла на несколько шагов в сторону лестницы наверх, перезванивая.
– Привет, ты звонил? – раздался ее торопливый тихий голос. – … да… Да, в больнице… Нет, с отцом… Когда?! … Конечно!
Когда она повернулась, ее лицо напоминало восковую маску, и лишь глаза лихорадочно блестели от закипающих слез. Эл уставилась прямо на Артема и прошептала:
– Сергею звонили из больницы. Мама… – ее голос задрожал. – Мама пришла в себя!
Афанасий Петрович прищурил глаза.
– Мои поздравления! Какое, однако, удачное совпадение… Вы ничего не хотите мне рассказать? Артем? – он перевел пристальный взгляд на Вихреву. – Элла?
– Чудо? – неуверенно произнесла Вихрева, часто моргая сквозь слезы, и тоже обернулась на одноклассника.
Но Титов лишь пожал плечами:
– Понятия не имею, как столько всего могло произойти в один день, да еще и во время слета! – он сделал паузу и улыбнулся. – Но мне говорили, что иногда незнание – благо.
Из журнала наблюдений за Полукрылыми
Известный кетцаль: я (Артем Титов)
Внешний вид: при окрылении перья на груди сине-зеленые, переливчатые, а на руках и лице красно-оранжевые. После того, как научился окрыляться, несколько прядей волос окрасились в красноватый.
Мифология: реально существующие птицы родом из Южной Америки. Символ свободы и независимости, так как по легенде они не живут в неволе. Поют редко. Дали свое имя ацтекскому богу Кетцалькоатлю.
Особая способность: вынуждает говорить правду, признаваться.
Эпилог
Восемь дней спустя
Артем закинул в себя пюре с котлетой, торопливо глотнул компот и закашлялся, подавившись. Сидящий рядом Редькин от души врезал ему по спине и ухмыльнулся: