Полумесяц над морем
Шрифт:
Диего ощутил себя скованным по рукам и ногам. Он видел, что может добраться до старика, раскидав венецианцев в три прыжка, но первым делом требовалось сыграть спектакль. Актером Вибора никогда не был.
«Всех убивать нельзя. Должны остаться в живых свидетели ссоры, которые подтвердят, что это именно ссора из-за обвинения в жульничестве при игре».
Тусклый свет единственного фонаря, разделявшего противников, не позволял, как следует, разглядеть лица. Диего не находил среди венецианцев тех, кто был в таверне. Кроме одного. И этот один, судя по всему – самый искусный и опытный боец. Виборе требовался всего один взгляд на то, как человек движется, чтобы оценить его способности.
Чезаре придется оставить в живых. Скверно. Если его не убить первым, он сумеет натворить дел… Венецианец не знает, что он под прицелом арбалетов, но начать следует не стрелкам, а Виборе. Начать и указать, кого нельзя трогать.
«Ну, с Богом…»
Диего щелкнул пальцами, отправив монету в полет прямо в лицо Чезаре. Тот вздрогнул и нажал на спуск, но в те мгновения, что требовались крутящемуся колесу для высекания искр и воспламенения пороха, Диего убрался с линии огня и сделал длинный выпад в ноги венецианцу. Тот не успел среагировать и его правый белоснежный чулок окрасился кровью. Вибора, как ласка, прыгающая на мышь, подлетел к ошеломленному венецианцу, и сбил его с ног ударом массивной гарды в лицо. Тот даже не успел обнажить рапиру.
За треском выстрела никто не услышал пару сухих щелчков. Двое венецианцев беззвучно повалились на мостовую. У одного арбалетный болт торчал из груди, у другого – между лопаток.
Защитников Барбариго осталось трое. Они немедленно насели на Вибору, который выхватил из-за спины дагу и попятился в темноту. От первого выпада он увернулся, рапиру второго венецианца парировал кинжалом, а шпагу третьего отшиб в сторону ударом своего клинка по ее плоскости, да таким, что у атакующего онемела рука.
В этот момент тьма взорвалась криками, и со всех сторон на венецианцев бросились генуэзцы. Бой трое на одного мгновенно превратился в схватку семеро на четверых. Защищаться пришлось и Барбариго.
Не прошло и полминуты, как еще один венецианец, хрипя и обливаясь кровью, присоединился к своим товарищам на мостовой.
Осталось трое.
– Мессир, бегите! Мы их сдержим!
Но старый флотоводец и не подумал отступать. Не в силах состязаться с молодыми в проворстве, он брал опытом и точностью движений, все время пятился назад и не давал нападающим сократить дистанцию. Двое генуэзцев, атаковавшие сзади, в пылу схватки поменялись местами с Барбариго, и за его спиной теперь никого не было. Пространства для отступления хватало, вот только большая его часть лежала во тьме.
Чезаре очухался, поднялся на четвереньки, мотая головой. Увидев, что происходит, он бросился в бой и сразу же заколол первого из генуэзцев. Неблагородно, в спину. Не ощутил при этом не малейших угрызений совести. Вот теперь шестеро на четверых.
Диего, запутав своего противника финтами, рассек его бок простым горизонтальным «обезьяним» ударом, скользнув клинком по ребрам. Венецианец отшатнулся, наткнулся спиной на высокий забор и, непроизвольно раскрывшись, получил удар шпагой в живот. Вибора, словно затылком почуяв за спиной опасное движение, обернулся и успел парировать рапиру Чезаре одновременно шпагой и кинжалом. Венецианец, все еще сжимавший в левой руке пистолет, не долго думая, огрел им противника по голове. У Диего потемнело в глазах, он отшатнулся, и кончик рапиры рассек воздух в дюйме от его носа, едва не наградив мориска «испанским поцелуем».
Еще один венецианец судорожно вцепился в клинок, пронзившийся ему грудь. Его убийца, вырвав оружие, бросился на выручку Диего.
– Сдохни!
Чезаре отвлекся от отступающего мориска на нового противника и, не видя, что с Барбариго, закричал:
– Мессир, вы живы?!
– Да! – ответил флотоводец.
«Да убейте же его, кто-нибудь!» – подумал Диего, мотая гудящей головой.
Словно прочитав его мысли, оставшиеся генуэзцы с удвоенной энергией атаковали троих, еще живых, венецианцев.
– Смотрите, смотрите! – послышались крики из темноты.
По мостовой загрохотали подошвы башмаков.
– Именем короля, бросить оружие!
– Дьябло! – выругался Вибора.
«Этих-то откуда принес шайтан?!»
На этот раз явление солдат сюжетом представления не предусматривалось.
– Отходим! – закричал Вибора.
Генуэзцы бросились бежать.
– А ну, стоять! – кричал испанский офицер.
Грохнул выстрел. С десяток солдат бросились в погоню, а человек пять-шесть остались на месте побоища. Склонились над телами на мостовой, надеясь обнаружить живых. Офицер направился к Барбариго. Семидесятилетний флотоводец уже совсем выбился из сил, но по счастью, не получил даже царапины.
– Вы не ранены, сударь?
– Нет, хвала Господу, нет. Вы подоспели вовремя, мне уже начало казаться, что я ворочаю веслом, а не рапирой. Старость, что сделаешь…
Испанец еще раз бросил взгляд на трупы и пораженно пробормотал:
– Всем бы в старости иметь такую руку…
– О, я здесь не при чем. Преступники, которых вы видите, убиты моими товарищами.
– Вы знаете, почему на вас напали?
– Глупая ссора из-за азартной игры, – ответил Чезаре, вытирая клинок платком, – эти господа почувствовали себя неудовлетворенными и решили расквитаться.
– Разберемся, – пообещал офицер.
– Я узнал их главаря, – сказал Чезаре, – это люди Дориа.
– Дориа? – поднял бровь Барбариго.
– Именно так, мессир.
Барбариго задумался.
– Думаю, не стоит раздувать костер, Чезаре. Все это может плохо кончиться.
– Но, мессир…
– Я сказал, нет! – Барбариго положил руку на плечо своему офицеру, – пойми, завтра мы выходим. Сейчас не время и не место для следствия.
Чезаре возмущенно указал на покойников:
– А как же Паоло и другие?
– На все воля Господа, Чезаре. Остынь. Так надо. Наш враг – турки, а не Дориа.
Чезаре стиснул зубы, посмотрел на тела своих погибших товарищей и вдруг увидел возле них того самого солдата из таверны.
– Ба, это снова вы, сударь?!
Мигель, закрывший глаза одному из покойников, поднялся с колен.
– Так точно, сударь.
– Вы прямо-таки рука судьбы! Второй раз за день нас спасаете!
– В обоих случаях нет моей заслуги, – смущенно ответил Мигель.
– Позвольте усомниться. Я думаю, иначе. Почему же Господу было угодно именно вас направить сюда?