Полуночная ведьма. Терновый венец
Шрифт:
Короткие переглядывания и снова – шепотки. Кто-то слышал о ее матери, кто-то успел услышать и о самой Морриган. Например, что убийца Агнес Фитцджеральд все же был пойман и убит ее собственными руками. И пускай доказательств не было (не считать же таковыми зеркальные осколки), Пропасть полнилась слухами, насыщалась ими, как комары – кровью.
– Регентский совет хочет знать, как вы сумели заставить немертвую стражу снова стать мертвой, – хорошо поставленным голосом проговорила Ханна Маалон.
– Всего лишь отправила демонов, заменяющих куклам Агнес Фитцджеральд души, обратно
– И кто дал вам такое право? – спросила худая брюнетка с живой мимикой и нервным лицом.
– А вы кто такая? – поинтересовалась Морриган.
Дэмьен за ее спиной закашлялся, Доминик бросил неодобрительный взгляд. Морриган лишь пожала плечами. Раз уж она взялась за это дело, в Пропасти может быть только один король – Доминик. А значит, все остальные – не более чем претенденты.
– Грэйнн Овенга, – выпалила брюнетка. Совсем, надо сказать, не высокомерно.
Дом Овенга, Дом Овенга… До него добраться Морриган еще не успела – предпочла сконцентрироваться на отказниках.
– Слушайте, вы же видите, что происходит с немертвой стражей теперь, когда заклятье Агнес Фитцджеральд рассеивается. Для тех, кто слеп, есть подсказка из двух слов: «Ничего хорошего».
– Мы успешно усмиряли их, – сухо отозвалась леди Маалон.
– Не всех.
Перед глазами возникла сцена боя между взбесившейся немертвой стражей, колдунами и Дэмьеном. Почти незнакомым из-за пылающих алым глаз и нечеловечески сильным берсерком.
– Мы скрепили разорванные звенья заклинания.
– Видела. Я зеркалица, к слову. Если кто не знал. Так вот звенья ваши рвутся, чары слабеют – силы в вас куда меньше, чем в Агнес Фитцджеральд. А демоны в телах стражи, лишенные возможности вырваться на свободу, запертые в мире живых, могут наворотить такого… Живые для них, как для большинства из вас, – мертвые. Пугающие чужаки.
– Пытаешься убедить нас в том, что ты, охотница, беспокоилась о порядках в городе, жительницей которого стала совсем недавно? – насмешливо спросил седовласый О'Райли.
Что-то неприятное было в его обрюзгшем лице. Не сами черты – застывшее в глазах выражение.
Морриган послала Доминику красноречивый взгляд. Своей цели он добился. Проникнувшись театральной атмосферой Пропасти, сегодня она облачилась в платье из рубинового атласа с двумя высокими разрезами, из которых выглядывали доходящие до бедер ботфорты. Именно в нем, а не в белоснежном костюме, она предстала перед регентским советом. Однако лорды Пропасти, благодаря разнесшимся слухам, и без того знали, кто находится перед ними.
Охотница. Угроза.
Доминик выглядел довольным, внутри Морриган росло раздражение. Ей придется играть навязанную роль. Ради безопасности Клио. Чем сильней и опасней их Дом – тем меньше желающих напасть на него, подвергая риску собственные жизни.
– Этот город отныне и мой тоже, – отчеканила она.
Злость, проявившаяся на лицах, как спектрография на белом листе, оставила ее равнодушной. Они не Клио. Их симпатия ничего для нее не значила. А вот страх…
– И в какой момент здесь появится Трибунал?
Вопрос снова задала Ханна Маалон. Однако в ее глазах – ни опаски, ни ненависти. Ничего, что Морриган наблюдала во взглядах остальных.
Пожав плечами, она небрежно обронила:
– Пока я не вижу причин обращаться к старым друзьям. А как скоро это изменится и изменится ли вообще, зависит только от вас.
Раздался пронзительный и тонкий, на пределе слышимости, визг. Кричала банши – одно из существ древней крови, входящих в состав Высокого Собрания. Морриган, охнув, зажала уши, и ее жест отразили десятки зеркал.
Банши, предвестница смерти, предупреждала – скоро кто-то из них умрет.
Похолодев, Морриган стремительно обернулась, но в пустой комнате некому было угрожать Доминику. Застывший в дверях Дэмьен стоял к ней спиной – ноги широко расставлены, руки сжаты в кулаки и опущены вдоль напряженного тела.
Взгляд Морриган скользил по зеркалам, изучая гримасы членов Высокого Собрания. Немногие могли спокойно выдерживать визг банши, и едва ли не все из них относились к созданиям древней крови. Вервольф, мускулистая махина, даже не поморщился. Волчья кровь, текущая по венам, защищала его от любых атак. Одна из миловидных синеглазок мерроу, вынырнувших из своего озера ради заседания, зажимала рот перепончатой ладонью. Похоже, она впервые сталкивалась с предсказанной банши грядущей смертью. Другая, с длинными волосами, которые увенчивала корона из ракушек, выглядела чуть более хладнокровной. Ланнан-ши, прекрасная, словно ангел, щелкнула длинными тонкими пальчиками у ушей. Лицо ее расслабилось. Она или заглушила визг банши, или и вовсе превратила его в музыку. Для «волшебных возлюбленных», дарующих вдохновение поэтам, писателям и бардам, и то, и другое несложно.
Нервная темноволосая девица, представившаяся Грэйнн, тоже зажимала ладонями уши, а вот стоящие за ней охранники – нет. Оба, как по команде, схватились за шеи. Лица наливались кровью, глаза грозились вылезти из орбит.
Морриган подалась к зеркалам, но никого за спинами охранников не разглядела. Только тени, но и они казались естественными. Не теми, что пришли из Юдолей мира мертвых.
Отчего тогда охранники выглядели так, будто их душил невидимка?
Морриган, перекрикивая визг банши, закричала: «Грэйнн!»
Дюжины лиц в зеркалах повернулись к леди Дома Овенга, и та наконец разглядела, что происходит с ее боевыми колдунами. Однако саму Грэйнн неведомые чары не коснулись. Она в ступоре жалась к зеркалу боком, пока сползшие на пол охранники хрипели, царапали кожу, а их ноги отбивали дерганный ритм. Они словно танцевали под странную песнь банши.
И танцем этим была сама смерть.
Никому и в голову не пришло «отключить» зеркала. Члены Высокого Собрания с ужасом (и лишь некоторые кровожадные особи вроде бааван-ши – с восторгом) наблюдали за разыгравшейся в Доме Овенга драмой. Морриган цепким взглядом следила за ними. Ханна Маалон старательно сдерживала эмоции, но взгляд выдавал ее страх. О'Райли в ужасе выпятил глаза. Самыми спокойными были Доминик (это не новость), вервольф Роналд Лоусон и некромаг Адиф Адае. Уж последнего наверняка не пугала и не удивляла чужая смерть. Он казался столь безучастным, словно стоял в очереди за кофе.