Полуночные тени

Кручко Алена

— А ты вернешься?

— Сьюз, где ты?

Я отстранилась, крикнула:

— Иду, ба!

— Скорей, ты нужна!

— Все-таки лекарка, — хмыкнула я. — Так вернешься?

— Вернусь.

Что ж, он ответил, а мне отвечать не хотелось. Так что моя помощь понадобилась очень даже кстати.

Что некоторым с лишней кружки браги напрочь соображение сносит, то дело обычное. И у нас в деревне всякое по праздникам случалось, и в замке наверняка тоже. Но такого…

Посреди кухни, рядом с опрокинутой лавкой и косо сдвинутым столом, Рихар прижимал

к полу Рэнси: одна рука давит холку, вторая крестец. Пес рычал и рвался, и ярость его вмиг захлестнула меня мутной волной — аж в глазах потемнело. И как у рыжего силы хватает эдакого зверя удерживать?! За спиной Рихара прижалась к стене Динуша, глаза перепуганные, ладошка рот зажимает. А рядом с оскаленной песьей мордой сидел на полу пьяный в дымину парень, икал, бормотал что-то невнятное и время от времени махал перед носом Рэнси криво свернутым кукишем.

Жить надоело.

И парень-то из тех, кто обычно тише воды ниже травы…

— Я его сейчас отпущу, — зло процедил Рихар.

— Стоило бы, — едко сказала бабушка.

Люди добрые, Звериная матерь, да что у них тут стряслось-то?!

Я присела рядом с рыжим, положила ладонь Рэнси на голову. Успокойся, хороший мой. Хороший пес, умный пес… спокойно, спокойно…

Как в пустоту! Рэнси дрожал крупной дрожью, по вздыбленной холке пробегали волны судороги, ногти скребли по полу. В нем не осталось места ничему, кроме яростного желания вцепиться в глотку.

А этот придурок пьяный еще машет своим придурочным кукишем! Сама бы убила, честное слово!

— Слушай, проваливал бы ты, а? Иначе я пса не успокою.

— Никуда он не пойдет! — резко возразила бабушка. — Дело серьезное, его милость рассудить должен.

Рэнси, хороший мой, да успокойся же… Его милость?! Боги великие, что же должно произойти, чтобы пьяная выходка баронского суда потребовала?!Тихо, Рэнси, тихо…

Рэнси взвыл особенно злобно, Рихар навалился на пса, пробормотал:

— И ведь точно отпущу! Давай, Сьюз, сделай что-нибудь! Не дело девчонкам после праздника ошметки с пола подметать… да и крови много будет…

Хороший мой, умный мой… тихо, Рэнси, тихо… спокойно…

— Я не могу! Это ж надо было… так его раздразнить…

Вошел Анегард.

— Что тут?…

Умолк на полуслове, подскочил к нам. Выдохнул сквозь зубы.

— Сьюз, ты не так делаешь. Гляди, как надо, — ладонь Анегарда легла рядом с моей, и… Словами не передать, но я услышала. Брат владел родовым даром в совершенстве, не то что я, крох по верхам нахватавшаяся. Анегарду не потребовались слова, он не уговаривал и даже не приказывал. То, что послал он Рэнси, было глубже слов, уговоров и приказов. Словно молния, разом осветившая каждую травинку в лесу. И, как молния, бьющее мгновенно, сильно и верно. Рэнси проскулил коротко, виновато… Анегард ласково погладил черную морду, шершавый язык прошелся по его руке…

— Рихар, отпускай. Медленно. Резких движений не делаем, все слышат?

Рыжий медленно встал, отступил к Динуше.

— Сьюз, ты держишь.

Тяжелая песья голова легла на мои колени, хвост слабо вильнул.

Хороший мой, славный… умница…

Я выдохнула, покачала головой:

— Как ты его… Мне так никогда не суметь.

— Я бы объяснил, но не успею. Ты отца попроси, пусть научит. У тебя должно получиться. — Молодой барон встал, обвел кухню внимательным взглядом. — Рассказывайте.

Бабушка пожала плечами, Динуша с Рихаром переглянулись. Говорить начал Рихар.

— Я Дину провожал. А тут этот, — мотнул головой на затихшего придурка. — Ты, говорит, такая красивая выросла, дай я тебя поцелую.

— Это повод, — хмыкнул Анегард. — Дальше?

— Дальше я ему дал по морде.

— Мало дал. Надо было сразу укладывать, чтоб до утра.

— Ну, — вроде как смутился Рихар, — господин еще когда говорил, чтоб без… ну…

— К таким случаям не относится, — отрезал Анегард. — Дальше?

Рихар замялся. Динуша взяла его за руку, сказала чужим высоким голосом:

— Дальше он сказал, что если я такая задавака и недотрога, то лучше он песика поцелует, и пусть мне станет завидно.

Боги… о боги… ой, мамочка!

— Так, — явно с трудом сдерживаясь, выговорил Анегард. — Ладно. Суду все ясно. Рихар, отведи этого целовальщика Гарнику, пусть запрет. Проспится, тогда… я не успею, но оно и к лучшему, пусть Зигмонд с ним поговорит, надолго охоту целоваться отобьет. В конце концов, оскорблена невеста его человека… Гарнику я утром скажу.

Ого, а Динуша у нас, выходит, уже не просто подружка, а невеста? Ай да молодцы!

Рихар взял онемевшего «целовальщика» за шкирку, вздернул на ноги. Рэнси взрыкнул, я торопливо надавила на холку, прошептала:

— Спокойно, хороший мой, сейчас его уведут…

— Да, — хмыкнул Анегард, проводив рыжего взглядом, — больше никто не полезет к тебе целоваться, бедный ты пес. Дина, ты в порядке?

— Я… да, я… да, — девчонка всхлипнула, торопливо вытерла глаза. — Спасибо, господин. Я пойду, ладно?

— Конечно. Доброй ночи.

Анегард кивнул и вышел. Динуша юркнула в свою каморку. Бабушка подошла к печке, нацедила отвара. Сказала:

— Ступай и ты спать, девонька.

— Да, сейчас… — я сняла с полки флакон с зельем, набрала в кружку воды. — Зиг просил к Ульрике заглянуть. Знаешь, ба, ты б ее глянула, какая-то она совсем хилая, куда такой замуж… не приведите боги, помрет родами.

— Сама о том думала, — вздохнула бабушка. — Ульфару меньше надо было в мятежах крутиться да на соседское добро зариться, а больше на дочку глядеть. По всему видать, взаперти сидела, ни погулять, ни поплясать…

Ульрика спала. Я поставила на стол кружку с подкрепляющим питьем и тихо вышла. Ночи осталось всего ничего, а завтра…

Иди-ка и ты спать, Сьюз.

Белая "осенняя звезда" стояла в утянутом с кухни кувшине, по комнате плыл слабый запах, терпкий и свежий. Я распахнула окно, села на кровати, подтянув колени к груди, и долго глядела на белый цветок в серебряном свете луны. Спасибо, Анитка. Когда счастливая невеста загадывает для подруги, оно сбывается. Почти всегда. Почти. Почти-почти-почти…