Полуночный лихач
Шрифт:
– Может, я сама приготовлю?
Николай кивнул и сел в уголке кухни, притих, исподтишка поглядывая на ее сосредоточенное лицо, хлопотливые руки… Она оказалась умелой хозяйкой, но все же Николай замечал, что иногда эти руки замирают, а на лицо набегает тень. Потом Нина спохватывалась, какое-то мгновение растерянно смотрела вокруг, словно не понимая, где оказалась, и снова бралась за дело. А Николай совершенно точно знал, о чем она думает в эти минуты: не только о бедах, свалившихся на нее, но и об этой странной квартире, о странном хозяине этой квартиры, а также о том, почему он без вопросов принял ее условия и почему сидит вот так, чуть дыша, словно с замиранием сердца ждет чего-то.
Он и правда ждал, однако даже себе самому боялся признаться, чего именно ждет, а о том, чтобы сказать Нине, вообще и речи быть не могло!
Наконец их поздний обед или ранний ужин был готов. Нина всего-то пожарила горбушу и сделала салат из тыквы и морковки, однако Николай ел с упоением, смешанным с неким святотатственным чувством: да как это можно, вот так обыденно, грубо поглощать пищу, глядя на эти печальные брови, и яркий рот, и эти задумчивые глаза, и волну темно-русых волос надо лбом?! Но ничего – поглощал, и даже с очень большим удовольствием. Даже Валентинины пироги, даже Татьянины печенюшки не шли ни в какое сравнение с этой обалденной горбушей, и совершенно непонятно было, как Николай не проглотил язык.
Потом она помыла посуду. Николай все так же сидел в уголке и смотрел, смотрел…
– Слушай, – спросил он неожиданно для себя, – а что, Антон плохо относился к Лапке?
– Почему? – Ее брови изумленно дрогнули, и у Николая опять задрожало сердце.
– Ну… не знаю.
Он и правда не знал, почему об этом спросил. Хотелось, чтобы так было, – вот и спросил.
– Да нет, не плохо, – пожала плечами Нина. – Я никогда ничего не спрашивала, а сам он отмалчивался, но такое впечатление, что у него с первой женой были связаны очень неприятные воспоминания и Лапка их постоянно пробуждала. А может быть, он немножко ревновал, что она так ко мне привязалась, хотя это же, наоборот, хорошо, правда?
– Что? – тупо спросил Николай.
– Ну что мы с Лапкой сразу стали как родные. Все-таки я для нее – мачеха, вот жуткое слово, да?
– Как родные? То есть Лапка не твоя дочка?
– Нет, – грустно покачала Нина головой. – Если честно, я даже не знаю, могут ли у меня быть дети. Но теперь я удочерила Лапку, так что это не суть важно. Хотя…
Она понурилась, остро вспомнив, как теперь складываются ее отношения с отцом Лапки, и, главное, испугавшись, что будет дальше.
Николай сидел, прижавшись спиной к стенке. Было полное ощущение, что ее слова прибили его к этой полосе выцветших обоев.
– А ты хоть когда-нибудь видишь свою дочь? – наконец спросила Нина.
– Кого? – Он нервно дернулся. – А, дочь… Да нет у меня никакой дочери, это я просто так сказал. Сам не знаю зачем.
Если она и сочла его полным идиотом, то виду не подала. Скорее всего, ей вообще плевать на его слова, ее сейчас гораздо больше занимает собственная участь – а кого бы не занимала, интересно знать, после таких-то дел?!
– Даже не знаю, как быть, – наконец сказала Нина. – Ужасно хочется позвонить, поговорить с Лапкой, но боюсь, что она не выдержит и проболтается или Инне, или Антону. Нет, я, конечно, не думаю, что они вместе делали все это, но теперь – всё, теперь я Инке уже не верю. Она меня выдаст Антону, это точно! Сначала-то я хотела поговорить с ними обоими напрямую, а теперь думаю: ничего, пусть подольше считают, что я умерла! Тем более если Антону этого так сильно хотелось… Жаль его разочаровывать. Была бы возможность забрать Лапку и исчезнуть, чтобы никто и не подозревал, что я осталась жива… Хотя ты ведь сказал, что для Антона опасности нет, он рано или поздно очнется и вспомнит, что случилось?
Николай кивнул.
– Ну, тогда все начнется сначала! – Нина безнадежно махнула рукой. – Он хоть и тихий, но ужасно упорный, невероятно! Он не успокоится, пока меня со свету не сживет. Хоть беги на край света и меняй фамилию, только это ведь кошмарно дорого, наверное.
Николай хотел сказать, что фамилию-то сменить не составило бы никаких проблем, это можно сделать хоть завтра, да и с краем света можно устроить, даже в буквальном смысле: например, на острове Шикотан есть мыс Край Света, – но хватило ума промолчать.
– О, не хочу об этом думать, не хочу! – Нина вдруг отчаянно замахала руками. – Хоть на минуточку бы отвлечься! Расскажи что-нибудь, а, случай какой-нибудь, что ли? Про другое, про свою жизнь.
– Про что же? – неловко спросил Николай, который почему-то ужасно смущался, когда его просили рассказать «что-нибудь про свою жизнь». Хотя было в ней несколько историй и в самом деле весьма интересных. Даже Нине, даже в ее состоянии они показались бы таковыми!
– Ну, не знаю. Про что-нибудь. Вот, например, как ты решил стать врачом?
Николай невольно усмехнулся:
– Ты ждешь чего-нибудь потрясающего? Как мне спас жизнь добрый доктор Айболит, и я решил непременно пойти по его стопам? Нет, все было очень просто – проще некуда. Я до самого последнего момента не знал, куда буду поступать – в водный институт или на физтех. О медицинском думал лишь постольку, поскольку мой дружок Венька Белинский туда собирался. Кстати, мы с ним потом вместе и учились, и на «Скорую» вместе пошли, и даже на дополнительные курсы по реанимации и кардиологии. Ну вот, на выпускном я почему-то дико напился, даже не помню, как так вышло. Ребята меня чуть не на руках домой принесли. Но самое страшное началось, конечно, утром. Я первый раз в жизни такое испытывал и думал, что умираю. Родители как упали в обморок после моего ночного появления, так и лежали, но мне было настолько худо, что они сменили гнев на милость. Отец тряхнул воспоминаниями: кефир, рассол, опохмелка… А мне все хуже и хуже. Побежали за врачом. А у нас в соседках была Марья Григорьевна из студенческой поликлиники, такая смешливая, что сил нет, ей бы только похохотать. Увидела меня – и просто зашлась. Я ей: умираю, мол, а она в ответ: ха-ха-ха! Потом, все так же покатываясь, перехлестнула мне руку жгутом и вкатила что-то внутривенно. И я ожил буквально через минуту. Что за чудо, спрашиваю, как вы так смогли, это, наверное, какой-нибудь импортный препарат? А Марья Григорьевна говорит: «Ничего импортного тут и в помине нету: впрыснула я тебе десять миллилитров 40-процентной глюкозы с кубиком аскорбиновой кислоты, и это называется – маленькие хитрости большой медицины». Эти «хитрости» меня убили наповал. Глупо, наверное, что такая случайность решила судьбу? – нерешительно взглянул он на Нину.
– Да почему? – усмехнулась та. – В жизни все зависит от случая. Только от случая! Ни в какую справедливость или несправедливость я не верю – только в случай. Мои родители случайно погибли, с Антоном я в автобусе случайно встретилась, случайно взяла на руки Лапку… Случайно ты пришел к нам, когда меня в окошко пытались выкинуть, случайно ночью машину Жеки и Киселя остановил патруль, случайно зазвонил сотовый, случайно мы с тобой сегодня встретились на набережной. Господи, да в моей жизни все – одни сплошные случайности, я б тебе такое могла рассказать, что…
Нина махнула рукой. Николай подождал продолжения, но так и не дождался.
Она опять задумалась о чем-то своем, а он пялился на нее исподтишка и мучился как дурак, что вот хоть и сидит она рядом, и ночевать явно останется у него, и вообще – ждет от него помощи, а все равно: сколько там в ее душе клубится, о чем ему не узнать никогда в жизни! Не пустит она его туда, в душу, и в постель к себе ночью не пустит, не только этой ночью, но и, пожалуй, никогда…
И вдруг Нина вскочила, глянула дикими глазами и, ахнув, выскочила в прихожую. Николай на миг остолбенел, подумав, что она каким-то образом прочла его мысли, а может быть, он даже нечаянно что-то вслух сболтнул: это случается с одинокими людьми, они привыкают говорить сами с собой. Однако, услышав, как скрежещет диск его старенького телефона, немножко успокоился: Нина не бросилась от него наутек, а просто решила кому-то позвонить. Да почему так срочно, пожар там, что ли?