Полуночный трубадур
Шрифт:
Все осталось на своих местах. Прямо перед ними множились радужные структуры, заполняя собой все обозримое пространство. Внутри этих структур двигались какие-то фигуры; тысячи контуров делали их совершенно непонятными. Не выходя из гондолы, Ортог взмахнул мечом. Почти вся преграда рассыпалась в сверкающую пыль. Корабль рванулся вперед.
По пути они снова попали под воздействие гравитационного оружия и уже почти теряли сознание, когда Гаралю все же удалось из последних сил наугад полоснуть черным лучом, который произвел страшное опустошение и уничтожил остатки радужного барьера. Лавируя в запутанном лабиринте, они увидели далеко позади огромное зарево: низ пламени был чернее ночи, а верх — ослепительно белым. Очень скоро пожар угас, и тяжелый раскаленный туман окутал эти непроходимые геометрические джунгли. Затем все исчезло, и корабль снова вошел в океан тяжелых грозовых туч.
Кое-где в туман врывались восходящие потоки, и тогда на его поверхности возникали чёрные смерчи. Земля была покрыта огромными грядами, бездонными оврагами, снежными вершинами гор, сквозь которые корабль проходил на немыслимой скорости. Тучи появлялись откуда-то из бесконечности, на миг давая место солнцу и тут же исчезая, чтобы уступить место другим. Среди этих движущихся, обманчивых воздушных гор навигаторы, летящие во власти тьмы, уже не знали, двигаются они или нет.
В какой-то момент они заметили с близкого расстояния расплывчатый силуэт, похожий на растворившийся в ночи кристалл. Это настолько напоминало потерпевший крушение корабль, что Дал, приложив козырьком руку к глазам, всматривался в него до тех пор, пока тот еще был виден. Откуда занесло сюда этот внеземной парусник без мачт, обдуваемый чужими ветрами? Гараль, который был чужд всех подобных механизмов, тоже пристально всматривался в него, и Дал вдруг почувствовал его мысль, полную удивления и беспокойства. Ортог уже понял, что посланцы, так же как и отверженные, были способны испытывать глубокие чувства, только умели их лучше скрывать, чем земляне. Он вспомнил Ифлизу, ее властный характер и умение не выдавать свою боль.
Теперь корабль летел сам по себе. Дал бросил рычаг управления и попытался вступить в мысленный контакт с посланцем. Получив ответ, он поведал ему о цели своего путешествия.
— Моя цель чисто научного свойства, — ответил Гараль, как будто не заметив того, что Ортог рассказал про Каллу. — Все небесные волнения, как я думаю, происходят от этих существ, которых мы только что покинули. Как-то давно я увидел сон, во время которого вдруг установилась таинственная телепатическая связь между моим сознанием и какой-то посторонней мыслью. Во сне я видел множество людей, погибших в результате страшной войны. Не знаю, что меня разбудило, но, проснувшись, я уже знал, что нужно делать, чтобы вернуть нашей планете ее утраченное равновесие. Тот, кто был со мной на связи, не мог быть никем иным, как одним из захвативших меня в плен.
Дал вздрогнул. Он вспомнил долгий период своего анабиоза, но не мог восстановить содержание своих искусственных сновидений. Слова Гараля словно приоткрыли завесу в его памяти: теперь он вспомнил все, теперь он знал, что тоже имел контакт с посторонним разумом — разумом Гараля. Но он решил пока что об этом не говорить.
— Во время этого путешествия, когда меня захватили в плен, и которое ты тоже совершил, только механическими средствами — так вот, во время этого путешествия я понял главное: мы — посланцы и отверженные — являемся только тенями тех существ, которых ты здесь встретил и с которыми нам пришлось драться.
Ортог больше не мог сдерживать свои мысли.
— Ты допустил одну ошибку и не понял главного. Тот, с кем твой разум вступил в контакт во время сна, был я. Если такое произошло, то получается, что я — твоя тень, а ты есть тень другой формы жизни, у которой на одно измерение больше. Когда я умру, то сольюсь с тобой, и тогда наступит твоя зрелость. Когда ты умрешь, то тоже перейдешь на более высокий уровень — уровень тех существ, которых мы здесь встретили. Ты предполагаешь, что был в контакте с одним из них, и точно так же приписываешь им те катастрофы, которые произошли на твоей планете. Так вот в этом виновата моя раса, и то великое потрясение, о котором ты говорил, произошло у нас. После этот мировой пожар передавался из одного мира в другой, проходя через все измерения.
Мысль Гараля стала неуловимой.
— Но вот чудеса, — продолжал Ортог, — которые происходят сейчас и которые я сам видел, имеют другую причину. Эти неестественные на первый взгляд явления вызваны обитателями пятимерного пространства, где, в свою очередь, отражаются все изменения, происходящие в твоем мире.
— Возможно, ты прав.
Внезапно в сознании Дала мелькнула новая мысль.
— Ты знаешь предводителя отверженных, Ткача Памяти?
— Да. Наши встречи привели к тому, что я решился на это путешествие, чем и вызвал гнев Повелителя Эллипсов.
— Он уже получил степень зрелости?
— Еще нет. Но он родился раньше меня и должен был получить степень зрелости вскоре после моего отправления сюда.
Дал похолодел. Если только во всем этом балете теней есть хоть какой-то смысл, то Золтану угрожает смертельная опасность.
Корабль неслышно мчался дальше. Ортог размышлял: “Мой друг — тень Ткача. Надо спешить. Но зачем спешить, что он может сделать? Укрыть Ткача от солнечных лучей? А как его укроешь, для этого нужно увозить его с планеты, ведь солнечные излучения проникают даже в глубину лабиринта! Проблема Золтана — это проблема всех живых. Иногда это называют судьбой.
Но ведь существует, — думал Дал, — должна существовать связь между всеми мирами, где одно явление порождает другое. Ведь Голубая Война вызвала катастрофу в гиперпространстве, где в результате увеличилась скорость вращения планеты — она ведь отличается от скорости вращения других планет, на которых я был. Это особенно заметно по более частому прохождению солнца через зенит, отчего происходит преждевременное старение посланцев и отверженных, а соответственно, преждевременная смерть людей. Эктогенезис в моем мире — это отражение того, что сделал Гараль здесь, когда смог замедлить скорость вращения. Аналогичные процессы должны происходить и в пятом измерении, и кто знает, где еще…”
— Все может быть, — ответил Гараль.
Какое-то время Ортог не думал ни о чем, затем продолжил:
— Мы все находимся в сети, каждая ячейка которой огромна, как космос. И как бы микроскопичны мы ни были, мы никогда не выпадем из этой сети.
Дальше они летели в тишине, отключившись друг от друга, думая каждый о своем. Огни в тумане остались далеко позади, а перед нами появились новые, которые приближались к необыкновенной стене с брешью в виде шрама. Но эта огромная дыра была еще цела, и в нее устремились грозовые потоки облаков. Корабль втянуло туда, и он закружился в вихре, словно торопился вынести навигаторов в ту страшную пустоту, которая разделяла два мира.