Полуостров сокровищ
Шрифт:
Сжимая в кулаке ключ, я подошел к голове. Вот засуну сейчас этот золотой ключик ей в ухо. Или в ноздрю… Чтобы тоже жизнь медом не казалась. Ишь, разоспалась…
Снег густел. Теперь он валил целыми хлопьями, на плечах и голове у меня уже скопились небольшие сугробы. Ноги в расхлябанных кроссовках провалились по колено, но холода я не чувствовал, только оцепенение. И еще страшно хотелось спать — впервые с тех пор, как оказался в Зоне. Веки отяжелели и не хотели открываться. Ноги передвигались всё более неохотно. Я каменел.
Попытавшись взбодриться, нагреб полную горсть снега и
Вспомнился смешной нойда Кукса, его тощий строгий палец и наказ:
— Не делай так больше…
Усмехнувшись, я нашарил под снегом пару камней и положил один на другой. Верхний тут же встал торчком. Притащив еще пару, я соединил их таким же образом. Затем, меж камнями, небрежно очертил в воздухе прямоугольник — там, где я провел рукой, вспыхнула синяя полоса, похожая на дверь. Отлично. Осталось вставить ключ, повернуть и толкнуть.
Глава 17
Как я ни старалась, слышала лишь невнятное бормотание да ворчание. А Лумумба только бросил вскользь: мертвяк мол, почти разложился, к тому же был совершенно не в себе, так что говорить с ним пришлось на специальном унганском языке… Я понимающе кивнула: ну конечно, унганский, мать его, язык, кто ж его не знает? Проще простого.
А потом мы пошли домой. Настроение — хуже некуда. Последний день промелькнул в дурацкой беготне за старым разложившимся мертвецом, с которым так и не случилось ничего интересного. Господин учитель сделались необыкновенно задумчивы и мрачны, на мои вопросы только отмахивались. До казни одна ночь. Когда я об этом напомнила, учитель рассвирепел окончательно, пообещал превратить в муху и отдать на растерзание почтенному крестоносцу, обитавшему в сенях у Арины Родионовны.
Плавали, знаем… В первый раз что-ли? Но я всё-таки решила немножко помолчать. Поберечь нервы наставника.
Пришедши домой, Лумумба бросил сапоги, шляпу и плащ в дальний угол и спросил чаю. Кот робко намекнул, что неплохо бы повечерять — он как раз пирогов напек, с вязигой и грибами… Базиль отмахнулся. Всё, что нужно — это пять стаканов крепкого черного чаю и кусковой сахар. Вприкуску. И не мешать: не дышать, не пукать, и вообще не отсвечивать. Ему, бване, подумать надо.
Я обиделась. В конце концов! Без меня он бы этого мертвяка ни в жисть не отыскал, и вообще до сих пор бы в бане сидел, пьяный и несчастный… Но кто оценит? Кто, ласково погладив по голове, подарит вкусный медовый пряник? Кто похвалит за неоценимую помощь в расследовании и скажет, что я — единственный лучик света в темном царстве… Никто. Ноль внимания, фунт презрения. А Ваньки всё нет… Даже ворона куда-то подевалась.
С горя я решила перебрать и привести в порядок свой арсенал: руки заняты — и голове легче. Но Лумумба, каким-то седьмым чувством учуяв мою осторожную возню, схватил за ухо и приказал убираться с глаз долой. Я, надувшись, потащилась в сени.
И тут мне в голову пришла гениальная мысль: а чего это я буду тут сидеть сложа руки, с пауком в гляделки играть? Ваньки нет, наставник пьет, и от того, что он пьет чай, общий смысл не меняется: Ольгу спасать никто не намерен. Нет, видите ли, доказательств. Ну и что? Вот возьму, и спасу её сама. Уж тогда-то они поймут, тогда оценят! И пусть им потом будет стыдно…
Эти и всякие сопутствующие мысли я додумывала, упаковывая в рюкзачок пистолеты, запасные магазины и гранаты. Эх, жалко РПГ под куртку не спрячешь. Но ничего: пристрою в кустах у заборчика, где потемнее, и сбегаю еще раз. От острога до бабкиного дома не так уж и далеко.
Затянув все лямки и попрыгав для верности, я бесшумно выскользнула во двор. Ну, это я только в мечтах двигалась, как черный призрак на крыльях ночи, а на самом деле под тяжестью рюкзака топала, как беременная черепаха. Но ничего. Нам бы день простоять, да ночь продержаться…
Главной задачей было не нарваться на патрули. Хорошо что я мелкая — за камушек присяду и не видно. А еще я умела исчезать. Меня Таракан научил: нужно застыть, почти перестав дышать, и убрать себя из окружающей действительности. Заставить мир поверить, что тебя нет. Это не магия, просто надо так вписаться в тени, чтобы рука стала продолжением ветки дерева, нога — корневищем, лицо — отблеском луны на кирпичной кладке…
Луны сегодня не было, зато на город опустился туман, что только облегчало задачу: не то, что патрулей, собственных рук и ног не видно. Один раз всего прятаться пришлось, когда мимо проскакала возбужденная толпа магов. Заслышав бодрый говорок Агасфера Моисеевича, я решила перестраховаться: вдруг дедуля начнет проявлять отеческую заботу? Или, чего доброго, нажалуется Лумумбе, что видел его ученицу совсем не там, где ей полагается быть… Хорошо, что к новому рюкзаку прилагалась тактическая накидка «под камень». Садишься, накрываешься с головой — и красота.
Когда я увидела у причала «Молот Дьюрина», отлегло от сердца. Была подленькая мыслишка, что ребята смотались к себе в Кеблавик, испугавшись нового режима…
На борт пришлось карабкаться по якорной цепи — все мостки были убраны, а орать, стоя на берегу, не хотелось. Чуть не сорвалась пару раз в темную, покрытую мелкими льдинками воду. Преимущество действий в одиночку: никто не читает нотаций, никто не зудит над ухом что у тебя, мол, ничего не выйдет, что падать в воду обвешанной железом с ног до головы — верный Смерть… Так. Не думать. Делать.
Перевалившись на палубу, я не успела даже пикнуть. Навалилось что-то тяжелое, жесткое, пахнущее оружейной смазкой и перегаром, сорвало рюкзак, а рот зажало грубой заскорузлой ладонью. Я тут же впилась в нее зубами — всё равно что кусать старый кирзовый сапог. Над головой зашипели, выругались по-исландски, и я получила такой шлепок по мягкому месту, что мозги едва не вылетели, с противоположного конца… Руку пришлось отпустить.
Негромко переговариваясь меня подняли, закинули на плечо и потащили в трюм. Дураки! Я же своя…