Полуостров сокровищ
Шрифт:
Когда меня поставили, одернули курточку и убрали волосы с глаз оказалось, что мы находимся в том же зале, где давеча проходили соревнования. Прямо передо мной, сложив руки на груди, стоял Сигурд. В одной руке он сжимал жареную ногу исполинской курицы, а в другой — любимый топор.
— Ну конечно, — буркнула я. — Бухаете, как суслики.
— Брюнхильд, что ты здесь делаешь? — глупо спросил Набольший. — Ты передумала, и хочешь выйти за меня замуж? — в глазах его плескался детский пьяный восторг.
— Ага, сплю и вижу, — подпрыгнув,
Капитан зарычал. Глаза его налились красным. Ой. Кажется, переборщила…
— Прости, дорогой! — еще раз подпрыгнув, я звонко чмокнула его в другую щеку. — Я так по тебе соскучилась, а ты не звонишь…
Сигурд уставил на меня круглые от удивления голубые глаза и, кажется, протрезвел.
— Что-то не так? — тихо спросил он, инстинктивно заслоняясь топором.
— Надо поговорить, — шепотом ответила я, многозначительно пошевелив бровями.
Когда я заявилась на корабль, попойка, видать, была в самом разгаре. Лыка уже никто не вязал, хотя на ногах некоторые еще держались. Популярный исландский бард Лютик, взгромоздившись на стол, исполнял эпическую сагу о любви ёжиков. Ему вторил ритмичный грохот глиняных кружек. Исландского я не знала, но скабрезные ужимки и подмигивания сказителя недвусмысленно намекали, что с половой жизнью у героев саги всё не так просто, как им бы хотелось…
Отойдя в уголок, мы с Сигурдом присели на какие-то ящики. Набольший махнул рукой и нам тут же принесли пива, еще одну жареную курицу и краюху хлеба, так что дальнейший разговор я вела с набитым ртом. Со вчерашнего дня в животе маковой росинки не было.
— Ты в курсе, что Олега посадили? — спросила я, отламывая горбушку.
— Ох, айе, — понурился капитан. — Отец Дружин сказашь, если мы возбухать вздумаем, и нас упечет.
— И вы испугались? — кусок курицы застрял в горле.
— Мы — торговцы и рыбаки. Мы должны соблюдать законы.
Я икнула.
— А как же бухло, битье и ворье?
— То зыко. Но… — не договорив, он виновато отвел глаза.
— Трусы, — сказала я громко. Так, чтобы слышало как можно больше народу. — И ты, Сигурд Длинные Руки, самый гнусный и паршивый трус из всех! Стыдно должно быть, Набольший клана Дьюрина за то, что оставил друга в кутузке гнить.
Музыка стихла. Викинги, побросав забавы, с интересом столпились вокруг нас.
— Твоего кровника заковали в кандалы, а ты тут веселишься!
Сигурд взревел. Вскочил, пнул пару ящиков, а потом, схватив кружку, разбил её о свою голову. По лицу его потекло пиво.
— Не можно нам на берег сходить, хозяйка, — раздался рядом с плечом молодой ломкий голосок. Я прищурилась.
— Слегка Чокнутый Арни, не так ли?
— Айе, хозяйка. Эт я, — в широкой улыбке паренька уже недоставало значительного количества зубов.
— И почему это вам нельзя сходить на берег?
— Из-за того битья, ворья и бухла, что мы учинишь, — по-моему, он единственный из всех оставался трезвым. — Отец Дружин наложил на нас ковы, хозяйка, и заарестовал весь груз. Сказал отдаст, когда всё уляжется, тогда и выпишет путевую грамоту…
— И вы ему поверили?
— Ох, айе. Нерушимо слово Отца Дружин.
За нашими спинами пронеслась волна энергичных кивков. Из всклокоченных волос викингов посыпались припрятанные на потом бычки, ножики и другие полезные вещи.
— Но Олег — его сын! А он посадил его в острог… — я чувствовала, что теряю инициативу. — Стойте! Ваш груз принадлежит мне! Помните? — я повернулась к Сигурду. — Ты дал слово, Набольший. Я выиграла спор и твоя доля отошла ко мне. Ты не имел права отдавать её Сварогу, — в моем голосе чувствовалась неуверенность, но может, пьяные викинги не заметят… — Нужно пойти, освободить Олега, и потребовать вернуть вашу собственность.
Про княгиню я им пока говорить не стала. Что им дел до чужой тетки? Зато там, на месте, можно будет убить двух зайцев: пока ребята пойдут за Олегом, я быстренько сбегаю за ней. Думаю, накануне казни Ольга Батьковна будет несколько сговорчивей, чем неделю назад, и поймет, что живая собака таки лучше мертвого льва…
— Ну что? — я обвела викингов горящим взором, — Пойдете отстаивать свои права? — капитан отвел глаза, остальные тоже заворчали что-то невразумительное по-исландски, ковыряя палубу носками тяжелых подкованных ботинок.
— Ну и ладно. Тогда я пойду одна, — я подняла рюкзак и закинула лямку на плечо. От неожиданной тяжести повело. Я зашаталась, Сигурд протянул руку, чтобы помочь, но я вырвалась.
— Позор на оба ваших дома. Вот спасу Олега сама, в одиночку, а вы сидите и завидуйте.
Сигурд взревел, как раненый бизон.
— Мабудь… Мабудь я знаю выход из создав-шейся экс-тремальной ситуац-ции, — подал голос Слегка Чокнутый Арни. Сигурд закатил глаза.
— Помнишь братишка, я сказывал, что бывает такое время, когда нужно молчать в тряпочку и не отсвечивать?
— Айе, Набольший, я помнишь.
— Так вот прямо сейчас то самое время, — назидательно изрек Сигурд и вновь повернулся ко мне. Юнга подергал его за рукав.
— Не серчай, Набольший, но всё ж я разумею, ты должон дать мне высказаться. Из-за приз-унции.
Сигурд с тяжелым вздохом оглядел своё воинство.
— У кого-нить остались пилюли из сушеных лягушек? — спросил он. — Слегка Чокнутый Арни, походу, стал Чокнутым на Всю Голову, раз смеет возражать капитану…
— Никак нет, Набольший! — юнга вытянулся в струнку и отдал честь. Всё было бы хорошо, если б в этой же руке не был зажат шлем… Придя в себя, поднявшись и помотав головой, он упрямо продолжил: — Ты должон меня выслушать, потому как если нет, это будет нарушением моих прав. Есть такая приз-унция, из-за которой, если ты ничего не сделал, то и не виноват. Это значит, пока я не скажу, чего хотел, ты не можешь меня ругать.