Полуостров Сталинград
Шрифт:
Единственная привилегия, от которой не отказываюсь, в том, что мы за столом сидим. Не вижу ничего предосудительного, мы, в конце концов, гости. Так что пара лейтенантов уступили нам с Сашей место. Остальные прямо так, на травке.
15 августа, пятница, время 21:40.
Неприметный лесок в десятке км севернее Пабраде.
Старший лейтенант Никоненко.
— Вы меня не расстреляете? — дойч-связист мужественно прячет страх, даже голос не дрожит. Но боится, это видно. Первый раз, что ли я на них смотрю?
— А надо? — это я шучу так. Парнишке
Правда, избавляться от них та ещё тягомотина. Но привычная. По паре самых шустрых на машину, они их отгоняют подальше, бросают, и на своих двоих в точку сбора. Так мы здесь и оказались. И можно приступать к выполнению боевой задачи. Нонче она одна — разведка. Диверсантствовать нам запретили. Чтоб шума было поменьше.
Когда мы раскулачивали дойчей, пришлось пострелять. Потому бойца с серьёзным ранением отправляю в тыл, а легкораненый побегает ещё.
Связист — всегда желанный язык. Много чего связисты знают. Лучше только штабные офицеры и фельджандармерия. И брать связистов довольно просто, если линию связи обнаружил. Мы сымитировали взрыв гранаты… ну, как сымитировали? Гранату и взорвали. После ждём гостей, дожидаемся, когда они восстановят связь, принимаем их и быстро уходим. Двоих пристрелили, за оружие успели схватиться, один руки поднял. А нам больше не надо.
Интересненькие вещи паренёк с банальным именем Карл Миллер нам поведал. Линия идёт от полка дивизии, которая под Гудерианом. Все основные данные пишу в сопроводительную записку.
— Герр… — Карлуша запинается, опознавательных знаков на моём масккостюме нет.
— Обер-лейтенант, — милостиво сообщаю пленному.
— Герр обер-лейтенант, — торопится рыже-конопатый худощавый дойч, — я у мамы один…
— Ты что, дурак совсем? — искренне удивляюсь. Не первый раз это слышу и каждый раз удивляюсь.
— Ты на войну пошёл, какая тебе нахрен мутер? Для тебя новость, что на войне могут убить?
Сжаливаюсь всё-таки над съёжившимся фрицем, то есть, Карлом. Фамильярно хлопаю его по плечу.
— Не переживай. Может ты и погибнешь. Но не от моей руки, это точно. Отправлю тебя за линию фронта. Только ты мне должен пообещать, — грожу пальцем воспрянувшему дойчу, — что расскажешь там всё, что знаешь.
Есть ещё причины, чтобы переправить его к нашим. Мне некогда вести с ним многочасовые беседы, по крупицам вытаскивая ценные сведения. Надо знать, какие вопросы задавать. Ну, показал он на карте, где находится штаб 446-го пехотного полка 134-ой пехотной дивизии. Это я могу спросить. И под чьим командованием дивизия, тоже могу узнать. Ну, входят они в группу войск Гудериана, — здесь, кстати, я сделал стойку, — и всё остальное могу спросить.
Спросить могу. А как такой объём передать? Радист целый час будет, как дятел, морзянкой чесать.
— Сёма! — выкликаю радиста. — Запроси с той стороны срочную эвакуацию. Для раненого и языка-связиста.
Ночью, на полянке за три километра от места пленения обер-ефрейтора Миллера, загорается шесть костерков. К которым через десять минут приближается сверху негромкое тарахтение. Сигнальщик чертит фонариком знаки. Световой пароль. И через пару минут на поле садится У-2. Извозчик прибыл.
Замечательно. Провожаем самолёт уже через четверть часа после посадки. Приказ мне дали несколько расплывчатый, но всё-таки мы его начинаем выполнять. Собрать как можно больше информации о соединениях дойчей в районе Вильнюса. Особливо за аэродромы. Мы в стороне от Вильнюса, и про авиачасти Карлуша не в курсе, но добытые сведения вовсе не бесполезные.
А теперь ходу отсюда. Убитых связистов мы там прикопали в сторонке, так что сразу место их гибели не найдут, линия длинная. Поэтому время у нас есть, что это вовсе не значит, будто мы можем его попусту терять.
21 августа, четверг, время 10:10.
Минск, штаб Западного фронта. Узел связи.
— Константиныч, ты с дуба рухнул? Куда твоя крыша отъехала? Ты зачем это сделал?
Не то, чтобы я сильно огорчился, но он натурально меня потряс.
— Подожди, подожди… ты понимаешь, что тебе надо растягивать свои силы, а у меня резервы все расписаны?
— У меня достаточно сил, Дмитрий Григорич, — Рокоссовский говорит спокойно и уверенно. — К тем войскам, что были со мной, добавилось ещё сорок тысяч. Я посчитал, что у меня получается избыточная плотность войск, и вы сами говорили, что Полесье надо прибрать к рукам целиком.
Сорок тысяч! Откуда столько? Константиныч рассказал про добровольцев, которых он набирает из местных, про окруженцев, продолжающих прибывать.
— Цанава ещё пограничников принял. Несколько сотен.
— Тебе ж обеспечивать придётся гражданских как-то…
— Мы три трофейных эшелона попутно взяли.
На всё у него ответ есть!
— У меня к вам только одна просьба. Мне восемь тысяч пленных некуда девать. Не заберёте?
— Заберу, конечно. Уборочная на носу, — ворчу, но это для вида. Оба это понимаем.
— Озадачу штаб. Они доведут до тебя график подачи эшелонов…
— У меня и свои есть.
— Договоритесь. Но если срочно, то давай через сутки первый эшелон отправляй. Только охрана твоя. А там разберёмся с графиком на ходу… всё у тебя?
Прощаемся. Кладу трубку, выхожу из комнаты, потирая лоб. Надо же, Житомир захватил. Что ж теперь делать, не отдавать же обратно, ха-ха-ха! Мало у меня забот, так приобрёл городок. И пленных. А зачем мне голову ломать, пусть Пономаренко думает, куда их лучше пристроить. И у него проблем с этим нет. Колхозы в драку за военнопленных кидаются, рабочие руки всем нужны.