Полусвет. Страшный смешной роман

Котова Елена Викторовна

– Глупости. Если она хочет сама въехать в дом, – это железное основание разорвать договор…

Миша, заделавшись спецом по войнам, учил фиксера решать вопросы. Хельмута за скобки – у него с Эльзой отношения, он так и будет болтаться, как фиалка в проруби. Но он же подсдал Марусе треть дома, вот пусть Эльза сначала с ним договор разорвет, а потом идет судиться с Жуковой. Той ничего и делать не надо. Сидеть на жопе и строить глазки в ожидании, когда приедет полиция ее выселять. Главное, мягонько: Маруся не ради себя, она своего мужика защищает.

– Хельмут

не пойдет в суд!

– Ты опять о нем, а я о тебе! Он не пойдет, она не пойдет, а тебя как из дома выселить без суда?

Хельмут сначала не поверит, потом назовет Марусю сукой, а потом побежит жаловаться Эльзе, что сука уперлась, только судом. К суду Эльзе гарантированы папарацци: все камеры приедут снимать, как арийка вышвыривает на улицу еврейку. До этого не дойдет, конечно – Эльза сломается, а Хельмут примкнет к сильному. Тем более, что он сам хочет остаться в доме на Хафеле. Вот так Миша считает.

«Все будем жить в доме Глеба

_эмодзи_пляшущая_девушка»,

– продолжила Маруся читку

Кукиных сообщений.

«И от Клячина бывает прок

_эмодзи_три_бурых_крота».

Кто будет жить в доме Глеба, и при чем тут прок от Клячина? И как это Куки думает пробраться в Евросоюз с израильским паспортом… Корнелия пишет все подряд, что в голову придет, как будто Маруся ясновидящая. Надо рассказать ей Мишин план, как немцы будут ее из дома выселять. Писать долго, проще перезвонить.

– Он прав, сиди и не дергайся, эту проблему решили! – с ходу заценила Куки. – А от Клячина прок потому, что я все думала, как это он в Германию въехал? Как выяснилось, у него давно паспорт Сент-Китс и Невис. Там паспорт народ получает через инвестиции, он, короче, там свою яхту зарегистрировал…

– Какая разница, какой у него паспорт? Евросоюз ниоткуда не впускает. Ни из Сент-Китса, ни с Папуа – Новой Гвинеи…

– А это его уже Загревский надоумил! Клячин под его диктовку написал в погранслужбу, что он, гражданин Сент-Китс и Невис летит по безотлагательным причинам. Если ему надо вложить в экономику Берлина тридцать лямов, это же безотлагательно! Теперь ждет, когда твоя Эльза даст ему въехать в дом.

– У них по контракту полгода на переезд…

– На это плевать, – Корнелия, как всегда, говорила обо всем сразу. – Нужны безотлагательные мульки! Я бы сама не додумалась, если б не финт Клячина! Помнишь, год назад Женька ногу сломал, в Теле операцию делали? Я сочинила бумагу, что ему нужна реабилитация по немецким методикам, приложила письма от врачей, программу из берлинской клиники – мануалка, физиотерапия, все такое и пирожки… А мать-перемать детей сопровождает. Клячину сказала, что его сент-китский паспорт никого наверху в восторг не приведет, если узнают, он все оплатил.

– Физиотерапия по немецким методикам! И немцы схавали эту галиматью? – поразилась Маруся.

– Израильский даркон это сила! Хоть сто раз галиматья, ни один немецкий офицер иммиграции не распишется на отказе в лечении еврейского ребенка.

– Нет слов! Наумовы тоже едут.

– Знаю! С Глебом договорилась, поживем в его Доме с большой буквы, имени Жуковой, там четыре спальни. Наумовы пусть снимают,

а мы селим Наташку, у нее с деньгами напряг. Тебе станет невмоготу, ты тоже к нам переезжай.

– Наташка пришла в себя? Тоже едет? С Загревским?

Корнелия встретила их вместе недавно на тусе. Загревский забурел, отпустил бороду, выглядит то ли абреком, то ли степенным отцом семейства, но мачизм прям прет. По Наташке не сказать, что она счастлива: стелется перед ним, как домохозяйка. Британский паспорт Загревского впрок ей не пошел, она уже и заикнуться боится насчет Лондона. В Берлин Загревский не прилетит: его и с британским паспортом туда не пустят, но он и не рвется. Наташка считает, что так даже лучше. Вдруг в Берлине опять выйдет какой-то скандал, ее нервный Загревский этого не выдержит.

– Они с Асей будто местами поменялись, теперь Ася в статусе светской львицы! Удивительные метаморфозы.

– Ага, – Жукову мало волновали чужие метаморфозы. – А с чего это в Берлине должен быть скандал? У Наташки уже давно с головкой неважно. Я сейчас подумала: раз такой слет, надо и Ванечку позвать. Муж в законе имеет право…

– … защитить жену, которую фрицы зачморили. Они уже прониклись картиной «Погром в Берлине»?

– Держу пока про запас.

Хельмут поражался: ссоры прекратились, подруга жарит блинчики, твердя, что пойдет за ним хоть в Сибирь. Если Хельмут решит, что Сибирь лучше Груневальда.

– А пока ты считаешь, что Груневальд все же лучше, держу оборону. Имей в виду, я никуда не съеду, – на это Хельмут только посмеивался, считая Марусины слова фигурой речи.

Маруся смотрела с ним съемные квартиры, он, как всегда, цеплялся ко всем недостаткам. Раньше Маруся шла по стенке, а теперь соглашалась с ним во всем. Тут спальня темная, тут – шумно, тут – высокий этаж без лифта…

«В Лондоне мрак, никуда не выйти,

летим с Борей и Левой в Мюнхен,

дочку к бабушке в Тель отправила»,

– отвотсапила Зоя.

«Может, тогда и их в Берлин

позвать?» – переслав Зоин месседж

Корнелии, спросила Наташа.

«Зови круть круть

_эмодзи_три_бурых_крота»,

– ответила Куки.

«Семья Марковых тоже едет в Берлин».

«Сбудется твоя мечта понянчить Левочку»,

— тут же пульнула она Асе.

У Матвея под ребрами сидела тревога, мысли бежали, никуда не добегая, по дороге их сшибали другие, столь же ненужные. Адреналин зашкаливал – надо туда влететь, сюда пробраться, его секретарь еле успевала фотошопить PCR-тесты. Он выправил себе на Мальте ВНЖ, который сто лет был ему не нужен. А тут и ковид, и Брекзит, и в Европу не влететь… На кураже постоянных взломов закрытых границ он снова попробовал вернуть Куки – так, в легкую – и снова получил отлуп. Он даже не понял, с чего в этот раз у него сорвало резьбу.