Полведра студёной крови
Шрифт:
Меня сильно беспокоило то, что Ткач закупил в ормаге снарягу для похода в горы. Раньше всё было предельно ясно – сукаблякакзаебавший клиент практически был в ловушке. Дальше Березников только один Соликамск, и всё. Обратно, в сторону Перми, он идти не дурак, а на север и восток только дремучие леса и горы. А теперь вот по ходу получается, что этот урод в эти горы и собирается. Нахуя? Непонятно. А когда я что-то не понимаю, меня это начинает выводить из себя. Вот в таком «весёлом» расположении духа я и завалился на нашу с Ольгой хату.
– Есть
– Нет. – Я с грохотом отодвинул миску со жратвой, освобождая место для оружейных причиндалов, и принялся чистить свои «АПБ» и «ВСС». Запах смазки раздражал. Никогда не замечал за собой такого. А тут ещё в глаза будто песку швырнули.
– Сгинь отсюда. – Я потёр веки.
Настопиздевшая Олина мордочка как-то потускнела и потеряла цвет. И не только она. Мир вокруг вдруг стал чёрно-белым. По стенам комнаты поползла паутина трещин, опутывая собой всё от пола до потолка. Лампочка на шнуре принялась мерно раскачиваться в такт пульсирующему в ушах:
– Устал, устал, устал, устал, устал… поспи, поспи, поспи, поспи, поспи…
– За ноги его, – произнёс чей-то незнакомый голос, – голову придерживай.
– Водяры влей. Всегда помогает.
– Пиздец, пиздец, пиздец, пиздец, пиздец…
Откуда-то из тёмного угла выскочил местный доктор и верхом на грудастой шлюхе проскакал в сторону двери. Потом вернулся и, размахивая ледорубом, наклонился ко мне.
– У меня дом горит! – улыбаясь во весь рот, сообщил он. Потом вдруг высунул огроменный, будто у Красавчика, алый язык и лизнул моё лицо по диагонали от правой скулы до левого уха. Язык был тёплый и влажный, но сразу после этого щеку начало сводить, словно на морозе. Холод быстро проник вовнутрь, и меня затрясло.
Что это? Приехал Кол, что ли? Отбегался? Правда, пиздец, что ли? Бля! А ещё эти мудаки в рясах говорили, что гореть мне в аду. Какое там! А если это рай, то почему здесь так холодно?
Стало темно, и только где-то вдали справа вращались огоньки алмазов, сверкающих от невидимого источника света. Они медленно приближались, превращаясь в волчьи глаза.
– Здесь. Никто. В горы. Не ходит, – зашептали из темноты, – отговорите вашего друга, если не желаете ему смерти.
– ВОООООН!!!
Глава 11
– Вставай, пойдём! – Я схватил её тонкие, почти прозрачные пальцы, боясь сжать их слишком сильно, а она не пошла даже, а словно поплыла вверх по тропинке меж двух холмов, укрытых зелёным плащом тайги. Всё, как я люблю: блондинка, фигуристая, но не сисястая. Только лица не разглядеть. Жаркое солнце рассыпается в мелких кудряшках ослепительным нимбом, заставляющим щуриться и утирать слезу.
Шли в гору, но легко и быстро. Она чуть впереди, что позволяло мне любоваться её такими манящими округлостями. Однако долго я этой хернёй заниматься не собирался. Вот сейчас будет поляна с мягкой травкой, завалю и отдеру, как сидорову козу.
Я ускорил шаг и…
– Олька-а-а. О-о-ольк, гляди, батяня-то твой оклемался, – толстенная, в три обхвата, баба, сидя на телеге, продолжала орать, сложив ладони рупором, – совсем оклемался, – добавила она уже тише, глядя на мой хер, натянувший кальсоны, который, впрочем, тут же расслабился, реагируя так на бесформенное, да ещё и усатое уёбище, восседающее на мешке с капустой.
Я огляделся. Тот самый посёлок звероводов, в котором Ткач покрошил всю семейку моей малолетней заказчицы. Один из четырёх ныне пустующих бараков уже разобрали на дрова. Слева за частоколом уцелевшая в переделке малышня гнёт спину на небольшом огороде, а дальше… Дальше огненно-жёлтый, начинающий уже облетать лес.
Какого хуя? Вот только что же была весна. Снег уже совсем было собрался явить миру говно и осенние трупы, и на тебе – скоро опять «белые мухи» налетят и на то, и на другое. Как так?
Во двор стремглав влетела Ольга.
– Батяня? – Я посмотрел на неё. В ответ дитятко пожало плечами и оттопырило нижнюю губу.
– Пошли в дом. Тебе лечь надо. – Ольга потянула меня к крыльцу.
– Это чего, я семь месяцев валялся? – Меня продолжала удивлять окружающая действительность, напоминающая последние октябрьские деньки.
– Пять. И ты иногда вставал и сам с собой разговаривал. Фёдор хотел тебя в лес отвезти и оставить, но я не разрешила. – Ольга приняла важный вид, уперев испачканные в земле руки в бока.
– Кто такой Фёдор?
– Тёткин хахаль. Помнишь, я тебе про тётку рассказывала?
– Так какой же сейчас месяц? – спросил я, войдя в дом.
– Август. Скоро сентябрь.
– Ничего не путаешь? Точно не октябрь? – Я с сомнением посмотрел на маленькое запотевшее оконце.
– Не-е-е. В конце сентября у нас снег ложится. А у вас не так?
– Нет. – Я сел на измятую кровать и окинул взглядом скромное убранство хаты. В прошлый раз было не до того, а теперь я сидел и рассматривал старый почерневший сундук с накинутым на него дырявым матрацем, низкую, обмазанную глиной печку и рассохшийся стол, стоящий у стенки, к которой была прибита странная фигурка, похожая на рогатого зайца.
– Это что?
– Костец. Оберег от топтуна.
– И что, этот топтун сильно досаждает? – Я сразу смекнул, что речь идёт о какой-то местной страшилке.
– С тех пор как Красавчик сбежал, его не слышно. А раньше каждую ночь топал, лошадей и собак пугал. А теперь Красавчик лошадей пугает, а собак пожрал всех, и Фёдор сказал, что застрелит его, а сам боится. Не застрелит. А ещё Фёдор хотел Красавчика на бои продать, а Красавчик убежал, а…
– Пожрать бы чего, – прервал я словесный поток.
– Ага. Это сейчас. – Ольга бросилась к печке и достала теплый ещё чугунок со щами. Я выхлебал его до дна и завалился на кровать. Вырубился моментально, но в этот раз на десять часов, а не до весны.