Поля Крови
Шрифт:
Фату помедлил, а затем смахнул слезу с моей ладони:
— Идёт! — правда следом хмыкнул. — Но в торговле тебе делать нечего, приятель.
Я согласился:
— Оставлю это тебе, — спросил. — Видел Трейдо, он тоже вернётся вечером и приглашает на ужин. Что-то там ему удалось достать получше, чем битая жучком крупа и солонина. Придёшь?
— Спрашиваешь!
Я кивнул и вышел прочь.
Не только Глебол получил большую должность, но и меня стали чаще ставить на более серьёзные дела. Но причина этого, конечно, не в том, что я остался сражаться на болоте. А в том, что раньше
Главное было — не получить стрелу в лицо. Но старшие воины — это не вчерашние простолюдины. Из ста стрел на тренировке они отбивали сто.
А вчерашние простолюдины, за исключением Кодика, почти всегда либо шли за нашими спинами, либо и вовсе оставались в лагере.
Бихо, правда, раз за разом ядовито замечал, что рано или поздно моя удача закончится и я натолкнусь на отряд лучников или метателей огня и ядов во главе с Великим паладином меча. И сдохну.
Я отмалчивался, что уже сталкивался. На болоте. И лишь его глухота виновата в том, что он не слышал этого во время моего доклада гонгану. Молчал о том, что уж лучники точно окажутся бессильны против моих людей. Как молчал и о том, что три идара с двумя десятками старших воинов за спиной, могут потягаться и с Великим паладином, заставив его отступить.
Или убить.
Например, тот, с чьего тела Кодик неделю назад снял слезу Амании, был Паладином. Сильным и опытным Паладином, далеко ушедшим по пути меча. Но это его не спасло. Он даже не успел понять, что нужно спасаться бегством.
Нам вообще повезло с тем бегством после нашего разгрома, мы вот очень вовремя поняли, что нужно бежать, да и Глебол получил свою награду заслужено. Даже не представляю, как бы сильно упал дух солдат и идаров, если бы реольцы захватили походный алтарь и разрушили.
Сейчас мы, бывшие птенцы, как и все идары, освобождены от ежедневных молитв Хранителям. На них ходили солдаты и слуги. Их жар души наполнял алтарь. Идарам же приходилось его беречь на случай ночного нападения или приказа выступать.
Но у алтаря идары всё же появлялись. Кто-то обратиться к Хранителям с молитвой и просьбой, которая шла из глубины сердца. Но большая часть шли к нему, чтобы пополнить запасы жара души в своих слезах Амании.
Как шёл сейчас и я. До того, как в меня буквально врезался какой-то наглый здоровяк.
— Смотри, куда прёшь!
Причём кричал это не я.
Я напоказ огляделся. Ширины прохода между шатрами хватало, чтобы пройти пятерым. Пытавшийся сбить меня, был старше меня лет на десять. На шёлке его одеяния распахнул крылья ворон. Отлично мне знакомый. Дом Хомбро. Дом моего соученика Эстро, который не раз вбивал в меня клинок в Кузне Крови.
И кто передо мной? Его старший брат? Дядя? Более дальний родственник?
Здоровяк процедил:
— Ещё и говорить не умеет.
Я стиснул зубы, подумал, а затем подумал ещё раз. И только потом негромко спросил:
— А ты ищешь того, кто научит тебя вежливости?
Получилось не очень, но хватило, чтобы здоровяк изумлённо вскинул брови и шагнул ко мне, пытаясь сбить с ног.
Но меня на прежнем месте уже не было. Я одним движением отступил на пять шагов. Удар здоровяка провалился в пустоту и заставил его залиться краской.
От третьего от нас шатра подбежал солдат, вежливо поклонился:
— Идары, в лагере запрещены ссоры.
Здоровяк процедил:
— Скройся с моих глаз, чернь. Я не под знаменем вашего отряда.
Солдат шагнул назад, зло сверкнул глазами. Я же процедил подсказку:
— Воин, у нас нарушитель.
Солдат тут же сорвал с груди свистульку. Миг спустя над шатрами взвился пронзительный свист.
— Ты чё?!
Мгновение и свистулька летит в одну сторону, солдат в другую. Я рванулся вслед за ним, успел перехватить в воздухе и смягчить его падение. По сути, схватил как мешок, а затем поставил на ноги.
Он даже не успел ничего понять, лишь обернулся ошарашено, а спустя три удара сердца в проходе между шатров уже был десяток солдат.
Здоровяк в ответ ухватился за клинок. И в этот миг раздался знакомый бас:
— Меч в ножны!
Глебол. Много дней назад проводивший домой дочь, которую три четверти из нас даже не увидели, и эту десятицу, похоже, старший по лагерю.
Не могу сказать, что новая должность добавила ему добродушия. Здоровяк из Дома Хомбра уже и не смотрелся здоровяком перед Глеболом. Да и слова его звучали жалко. А вот то, как орал Глебол, впечатляло всех:
— Клянусь Хранителем вашего юга, мне плевать, что ты у нас проездом, а едешь в армию самого короля! Если ты не закроешь свой рот и молча, спокойно и не задевая солдат короля, не проследуешь, куда ты там шёл, то клянусь всеми четырьмя Хранителями, что ночь ты проведёшь связанным, дожидаясь, пока я доложу о твоей наглости гонгану Крау. И уже ему ты будешь объяснять, кого ты там будешь слушаться, а кого нет!
Нездоровяк из Хомбро со свистом выдохнул через стиснутые зубы и выдавил из себя:
— Я понял вас, идар.
Глебол похлопал по синему жетону с алой кистью, что висел у него поясе:
— Сейчас не просто идар, а хёнбен, властью короля.
— Я понял вас хёнбен.
— Хёнбен Глебол из Дома Верде.
— Я понял вас, хёнбен Глебол из Дома Верде.
Я с усмешкой проводил спину нездоровяка и уважительно заметил:
— А вы бы и из него могли бы сделать человека, хёнбен Глебол, попади он в птенцы.
Глебол смерил меня взглядом и махнул рукой:
— Ступай, куда шёл и не умничай.
Я вежливо сложил перед собой руки. И отправился туда, куда и шёл. К походному алтарю.
Солдат, в великолепной, ничуть не хуже, чем у моих людей броне, вежливо поклонился и напомнил:
— Идар, у вас час.
Один из людей, что приехали с обозом. Солдат гонгана.
Молча кивнув, я откинул полог и вошёл в шатёр. Здесь я был не один. Ещё трое идаров замерли у стен. Я поприветствовал их, сложив руки, и шагнул в центр шатра. К опорному столбу и чёрному прямоугольнику алтаря у его подножия. Один из краёв его был свободен, и я выложил туда две слезы Креода и Кодика, и свой медальон.