Поляна №1 (7), февраль 2014
Шрифт:
И как только машина трогалась, уезжая с перрона, мы спешили к вагону и в оставшиеся десять минут забрасывали около полутонны груза внутрь. Расписку усач порой выбрасывал прямо из поезда нам в руки, а две-три посылки, присланные в наш город, ловили мы уже на ходу. Женщины сердились, а парням было весело.
Однажды, когда мы уже разгрузили вагон и начали его загружать своими ящиками да тюками, усатый почтарь спросил, как меня зовут и позвал в вагон.
Я с радостью запрыгнул, ибо передвижная почтовая контора интересовала меня в то время своей сургучно пахнущей экзотикой никак не
– Вот что… – сказал он. – Расписывайся давай – и бери этот мешок.
Я лихо черканул разученную накануне каракулю, взял мешок за прилагающуюся к железному замку ручку и переставил его к двери.
– Постой, – сказал усач. – Пистолет у тебя есть?
– Ага, – ответил я беззаботно. – У Катьки вон.
– Возьми у нее, – строго произнес почтарь, сунув в нагрудный карман моей ковбойки какую-то бумажку. – Передашь вместе с мешком. Знаешь кому.
– Знаю, – ответил я.
Спрыгнул на перрон и, сняв мешок, поставил его на асфальт.
– В кар сунь! – приказал почтарь.
Я повиновался. Строгость старика даже позабавила меня. Под прицелом его хмурых глаз я сунул руку за пазуху взвизгнувшей тридцатилетней Катьке и вынул тяжелый, вороненый ТТ. Она ведь давала иногда нам подержать его и, вынув обойму, поприцеливаться в какой-нибудь светлый угол, где нет людей. А тут чуть не упала в обморок.
Но почтарь закричал:
– Правильно! Девка! Отдай мужику пистолет!
Она рот и захлопнула. Покорно помогла мне поставить мешок в электрокар, ибо одной рукой я его поднять не смог.
– Только курок не взводи, – сказала она, когда я влез в кар и устроился за рулем. – Заряжен черт.
Я положил руку с пистолетом на руль, держа ствол направленным вперед. Нажал на педаль, чтобы электрокар дернулся и натянул поезд не то из пяти, не то из семи прицепленных к нему нагруженных тележек.
– Эй! – услышал крик из дернувшего поезда. – Тележки отцепи! Один едь! Там миллион шестьдесят тысяч! «Десять миллионов шестьсот тысяч!» – мигом пересчитал я на старые деньги – и лоб мой тотчас покрылся потом.
Катя ойкнула – и отскочила от электрокара.
Кто-то из ребят наклонился над сцепкой и вытащил металлический штырь.
– Поезжай! – закричала Катя голосом тонким и пронзительным. – Поезжай скорей!
Я резко нажал на педаль – и кар двинулся параллельно с тронувшимся поездом «Москва – Алма-Ата».
Усатый почтарь орал что-то из своей двери, но я не слушал его, ощущая себя одновременно и великаном, и пигмеем, ибо внутренний голос мне говорил, что с этим мешком, что лежит между моих ног, я в полном праве и взвести курок, и нажать на него. Руль на каре был устроен так, что рука моя лежала на нем строго параллельно перрону, ствол смотрел вперед, медленно поворачиваясь при этом то в одну, то в другую сторону.
Было два часа ночи, лампы светили на стены вокзала, а ту кромку платформы, по которой ехал я, оставлял в полумраке, который мне самому казался зловещим, ибо точно в такую ночь и под этот же самый поезд «Москва – Алма-Ата» неделю назад бросилась какая-то женщина – и это видели ребята другой смены, пересказывавшие историю эту со многими подробностями. Словом, я ехал во власти мыслей о той трагической
Поэтому, когда я направил кар прямо на толпешку оставшихся на перроне провожающих, упорно смотрящих вслед уходящему поезду, лицо мое и крик:
– Разойдись! – вместо обычного «Дайте проехать, пожалуйста». – Прочь! Стрелять буду! – …вызвали ужас у повернувшихся ко мне людей.
По их лицам было видно, что они представили себя участниками американского вестерна.
– К вокзалу! – приказал я и приподнялся на ногах, словно стоя в стременах. – Раз!..
Далее считать не пришлось – все человек тридцать провожающих слаженным броском пересекли перрон и затолпились, толкаясь и шипя, у дверей вокзала.
Лишь один побежал не со всеми, а бросился вперед, перепрыгнул через рельсы, вскочил на следующую платформу и умчался куда-то в темень.
И мне показалось, что сейчас он обежит в темноте и бросится на меня сзади.
– Эй! К вокзалу, сказал! – заорал тогда я и направил пистолет в темноту. – Кому сказал?
И мужчина, вынырнув из темноты, покорно совершил обратный путь через рельсы и далее через перрон к зданию вокзала.
Вот, собственно, и весь инцидент. Далее до самых ворот посылочной базы я доехал без приключений, если не считать того, что все время оглядывался на оставшихся на перроне пассажиров, а пистолет держал направленным вперед и сжатым с такой силой, что потом, за воротами, пришлось самому себе разжимать левой рукой окостеневшие пальцы.
Голубая машина с надписью белыми буквами «ПОЧТА» прибыла минут десять спустя. Их задержал застрявший на переезде товарняк, а мобильных телефонов в те времена еще не было.
Усач из почтовой машины очень обрадовался, что деньги, присланные для выдачи зарплаты рабочим двух заводов, не уехали в Алма-Ату. Он взял у меня из-под ног серую сумку с сургучной печатью на маленькой фанерке, достал из кармана моей рубахи бумажку вагонного почтаря – и, сев в машину, укатил.
Произойди эта история четверть века спустя, кто знает, может быть, следующим утром на столе следователя лежало бы постановление прокурора об аресте похитителя социалистической собственности.
А тогда все окончилось лишь строгим выговором мне от начальницы посылочной базы за то, что диким выражением лица своего и воплем испугал я ни в чем не повинных провожающих.
Сверстники же мне тогда завидовали:
– Надо же – заряженный пистолет и десять миллионов в руках держал!
Деньги на колесах
В разгульные годы перестройки, когда члены партии с тридцатилетним стажем сжигали прилюдно свои партбилеты и становились бизнесменами, дураки, подобные мне, поднимались по служебной лестнице в государственных учреждениях и пытались спасти державу, подобную кораблю в бушующем море и без экипажа. Так стал я штатным собкором газеты «Союз» при издательстве «Известия», что поставило меня в список лиц республиканской номенклатуры и врагов местных националистов.