Поляна, 2012 № 02 (2), ноябрь
Шрифт:
— Тарищ админар, та я быв там…
— Ну, тогда… в Таллин!..
— Та я и в Талне быв…
— А где ж ты, шельма, не был?
— В Муранске!..
— Ну вот и отправляйся в Мурманск.
— Слухаюсь!
Как демобилизовался, не смог без моря, затосковал, пошел на гоночные яхты матросом. Стал гонять матросом на «шестерках». Силища в руках медвежья и вес подходящий — под восемьдесят. Отборочные соревнования на Олимпийские игры в Хельсинки прошел. Но не поладил с тренером. Все из-за пустяков… Устроил цирк. По тросу вверх на одних руках, двенадцать метров… на спор за бутылку. А тут тренер идет. Ты чего устраиваешь? Федор за словцом в карман не лез, выдал
— Трагедь, — вздыхал Федор. — Тю-тю Альпада…
Чуть не запил тогда с огорчения. И тут прибегает приятель:
— Выручай, — говорит, — у нас бегуна не хватает в команде… Всю дистанцию бежать не надо, главное стартовать, для протокола, а там сойдешь, где захочешь…
Федор долго раздумывать не стал.
— Выручить можно… А тапочки дашь?
— Конечно, любой размер, только выручай…
— Ну ладно, давай тапочки.
Вышел на старт, побежал…
Погода хорошая, солнышко светит, бежится в охотку, дистанция десять километров. Прибежал первый, вот его и включили в сборную. А бежал-то за тапочки… В Хельсинки в забег его не поставили, так что пошел к яхтам, а навстречу тот тренер «парусник», который его «зарубил».
— Ты как здесь?
— Та я в команде.
— В какой это команде?
— Легкокотлетов…
Ну что тут скажешь?..
Сашка вернулся, плюхнулся в кресло.
— Москвичка она, живет в Сокольниках, не замужем. Вот телефончик дала… Что с тобой?
— Что?
— Ты ж нездоров.
— Почему?
— Да посмотри на себя. На тебе лица нет. Зеленый весь…
— Да?
— Подожди, я сейчас зеркало попрошу. Сам увидишь… Дианочка! — он махнул рукой. — На минуточку!
Подошла стюардесса, красоты необыкновенной.
— Что случилось?
— Дианочка, можно зеркальце?
— Пожалуйста. — Тонкая ручка извлекла из кармашка маленькое складное зеркальце. — Что-нибудь еще?
— Водички…
— Сейчас. — Она повернулась и пошла по проходу.
— Ух, черт возьми, — провожая ее взглядом, выдохнул Сашка. — На, смотри.
Тимир покосился на свое отражение.
«Да, вот этой складки на лбу раньше не было… Уже тридцать три. Возраст Христа… Пора свершений…»
— Может, таблетку? — не унимался Сашка. — Доктора позвать? А то от тебя слова не добьешься… Помирать будешь и то, небось, промолчишь.
«Кто много болтает, тот всю силу выбалтывает», — вспомнил Тимир слова отца. — В 41-м стали приходить от него письма, с матерью читали-перечитывали их по многу раз, отец оборонял Ленинград. А в 44-м пришла похоронка — пал геройской смертью при прорыве блокады…
Самолет приземлился в Риме. Еще нет и полудня, а жара уже стоит нестерпимая. Скомканная экскурсия по вечному городу из разряда весь мир за два часа… все мелькает: термы Каракаллы, площадь Ватикана, римский форум, Колизей… черные квадриги летят над городом… и почти вся делегация остается в Олимпийской деревне, только яхтсмены едут дальше. До Неаполя еще двести километров поездом.
Чужая, красивая, горная страна…
«Как все-таки они умеют не побеждать природу, а встраиваться в нее, — думал Тимир, глядя в окно вагона. — Не взрывать и перекапывать, а дружить… Ты посмотри, вон на горе крепость, а вокруг домики, два-три этажа, желтые стены, окошки рядами, красные черепичные крыши. Виноградники на склонах… Да тут что ни гора, то крепость или башня. Если останавливаться возле каждой — вовек не доберешься куда тебе надо… Берегут историю. Аврелианова стена в Риме по всему городу змейкой вьется — восемнадцать километров, почти всю сохранили. А у нас Белый город сначала возвели при Федоре Иоанновиче, а потом разобрали при Екатерине
В купе Сашка, другие яхтсмены, дремлют, сморило после экскурсии. Тимир не спит. Смотрит в бинокль…
Повезло достать в 1955-м. Итальянская оптика…
«Тогда после подрыва в Севастопольской бухте линкора „Новороссийск“ — трофейного итальянского „Джулио Чезаре“, — командование флота приказало демонтировать всю иностранную оптику и вооружение, и заменить отечественным. Сказано — сделано. Начали крушить. Палубы кораблей были сплошь усыпаны стеклянной крошкой. Мы тогда тренировались в Севастополе. Я договорился и выкупил бинокль и два спаренных „телескопа“, с таким увеличением, что в них можно было разглядывать поверхность луны и изучать рельеф кратеров. Когда отправились на Олимпийские игры в Мельбурн, прихватили с собой и оптику.
Пароход „Грузия“ вышел тогда из Одессы. А в Средиземном море, как по команде, по обоим бортам выросли два натовских эсминца, шли чуть позади, не отставая, пушки повернуты, давили на психику. Ближе не подходили, так и сопровождали, мы идем, они идут, боялись, что мы танки и самолеты Египту везем. Тогда с Насером у нас большая дружба была. Потом Хрущ ему даже Героя Советского Союза пожаловал… Когда по Суэцкому каналу проходили, кто-то предложил: „Давай в оптику посмотрим на пирамиды“. Достали, поставили на треногу. Стали смотреть. Вдруг с капитанского мостика крик: „Уберите шоши! Уберите шоши!“ Были такие пулеметы французского конструктора Шоша. Что такое, почему? „Уберите шоши…ать вашу!“ А! Ну теперь понятно. Вот оно в чем дело: две подзорных трубы торчат, как два пулеметных ствола. А это ж времена Суэцкого кризиса. Египтяне стреляли тогда во всех без разбору, да и не только они, тут и разбираться никто не станет… Прошли канал, эсминцы не отстают… Чего им надо? Ведь ясно же, что мы не оружие везем… Все равно сопровождают… Идем, не сворачивая, на Мадагаскар, и еще дальше… Только когда айсберги показались, американцы повернули, ну и мы повернули, взяли курс на Австралию.
Жаль только, на обратном пути кто-то вскрыл контейнер, а там и оптика, и снасти, и паруса, инструменты — всё. Так ничего ж не взяли кроме оптики. Аккуратно вскрыли, профессионально… Ну мы сразу поняли кто… Шума не поднимали. Намек поняли. Мол, побаловался и хватит. Помалкивай… Нечего тебе отсюда за горизонт глядеть…»
— Тима, не спишь? — Проснулся Сашка.
— Нет.
— Красотами любуешься?
— Любуюсь.
— Зря… Лови момент, отдыхай, набирайся сил, они еще пригодятся…
— Хорошо.
— Не нравится мне твой вид. В самолете — зеленый был, сейчас — бледный. Пора розоветь…
— Ладно… Спи.
Как тут уснешь, когда все мысли о предстоящей гонке?
«Ну что, синьор Страулино? Как же мы будем вас побеждать? Похоже, это будет не просто… Кому же, как не вам, лучше всех известен Неаполитанский залив… Знаком малейший ветерок, течение, фарватер, рельеф дна… Вы ведь в прошлом боевой ныряльщик, сеньор… Много наслышаны о ваших подвигах во время войны… А „Новороссийск“ не ваша ли работа? Ну да сейчас не об этом… У вас победа в Хельсинки в 52-м, второе место в Мельбурне в 56-м, и здесь в Неаполе вы намерены победить, это ясно. Здесь все ваше — море, берег, ветер…