Поляна №4 (6), ноябрь 2013
Шрифт:
Осенью я пошел в последний одиннадцатый класс.
Спустя годы я, конечно, совсем иначе оцениваю минувшее. То, что в свое время представлялось мне головокружительной, почти революционной смелостью, теперь кажется, мягко говоря, незрелостью, даже наглостью. Мудрость взрослых – терпеть. Запах нашей реки, рыбы и водорослей, такой вроде обыкновенный, теперь представляется значительней и важней всех странно овладевших мною настроений и восторгов.
И только джаз продолжал жарко интриговать меня. Папа, в смысле – Луи Армстронг, вдруг открылся уже не как джазовый трубач, а как неподражаемый вокалист. Но только дураки считают его владение трубой джазовым примитивом. Он действительно не был инструменталистом-виртуозом, с верхами – почти полная лажа. Но вы только послушайте, что такое его игра ритмически. Ее же нельзя записать на ноты. Вот эти самые простые звуки неповторимы. Что его вело и не давало проваливаться в рискованных, не там и не так расставленных, неправильно длящихся паузах? Если б я знал его секрет, я бы, скорей всего, сам был трубачом, а еще лучше – пианистом. А его вокал, особенно в благороднейшем и бесподобном дуэте с чувихой, пардон, с мамой Эллой? Оба и по отдельности хороши, но вместе – это уже нечто.Шип-патерир-дьюба, шип-патерир-дьюба, добарэй, добарэй, дую-дую-дую…
Татьяна Кайсарова
«Ах, осень, осень – закрома полны…»
Ах, осень, осень – закрома полны.
Шуршит листва разменною монетой.
И лишь в озёрах, полных звёздной тьмы,
Плывет луна тугим осколком света.
Она плывет и всё на свете слышит,
Как плачет ангел и как скрипнет ель…
Не потому ли лунный свет нам ближе,
Чем этой странной жизни канитель?
Андрей Саломатов
Парамониана Избранные рассказцы
Рассказец № 6
Перед отъездом с дачи Парамонов случайно уснул у телевизора и проснулся после полуночи. Пришлось возвращаться в Москву последней электричкой. В плохо освещенном вагоне, а возможно, и во всем поезде, кроме него никого не было. По окнам хлестал осенний дождь. На улице было так темно, что казалось, будто с обратной стороны окна закрасили черной краской. Но Парамонов знал, что по обе стороны дороги тянется густой хвойный лес. Тем не менее, ехать в пустом вагоне было неуютно и как-то тревожно. А тут еще откуда-то потянуло сыростью и тленом. Затем у Парамонова заложило уши. Он вдруг заметил,
Сердце у Парамонова заныло от нехорошего предчувствия. Он стал беспокойно озираться, тут двери вагона медленно раздвинулись, и вошел пассажир. Лицо его было неестественно бледным и страшно изуродовано. Из открытых ран на лбу, щеке и шее сочилась густая темная кровь. Одежда бедняги была такой грязной, словно его протащили волоком по всему составу. Но самыми страшными казались глаза – они были мертвыми.
Парамонов застыл от ужаса. Он уже готов был ко всему, но пассажир, не глядя на него, медленно проследовал по проходу и скрылся за противоположными дверьми. Не успел Парамонов перевести дух, как в вагон вошел еще один странный пассажир. Как и первый, он был чудовищно изувечен. У него было перерезано горло, выбит глаз, а лицо представляло сплошной кровоподтек. Парамонов почувствовал, как от страха к горлу подкатывает тошнота. Он весь покрылся липким потом. Боясь даже моргнуть, Парамонов смотрел на обезображенное лицо и не понимал, что происходит.
Вслед за вторым появился третий пассажир, затем четвертый, пятый. А дальше они потянулись сплошным потоком. Вздувшиеся и посиневшие, с размозженными головами и переломанными шеями, кровоточащими ранами и вывернутыми конечностями. В полнейшей тишине они шли друг за другом и исчезали за дверью. И тут Парамонов вспомнил слова билетерши, которые посчитал глупой шуткой. Отсчитывая ему сдачу, она сказала, что каждое последнее воскресенье октября в последней электричке появляются все те, кого зарезали или забили в ночных поездах. Они молча проходят по вагонам в надежде отыскать своих обидчиков, и не дай бог кому-то из шпаны появиться у них на пути.
Минут через пятнадцать поток мертвецов стал иссякать, а затем и вовсе сошел на нет. За окном появились огни, и Парамонов вдруг осознал, что снова слышит стук колес.
В Москве Парамонов перекрестился, выскочил из вагона и побежал к вокзалу. В два часа ночи он был совершенно безлюдным. Шаги Парамонова гулко отдавались во всех уголках здания, и проскочив турникет, он поспешил на улицу. Там он добежал до остановки такси, сел в первую попавшуюся машину и только после этого с облегчением вздохнул. «Куда?» – не оборачиваясь, мрачно спросил водитель. «Домой», – как-то даже весело ответил Парамонов. «Домой, так домой», – проговорил водитель. Машина рванулась с места и водитель тихо добавил: «Лично я уже дома». Парамонов хотел было назвать улицу, на которой жил, но глянул в зеркало заднего вида и осекся. Он увидел, что у водителя начисто отсутствует добрая половина лица. «Останови», – сиплым голосом едва выговорил Парамонов, но водитель лишь сильнее надавил на газ.
Рассказец № 11
Парамонов любил это время года. Конец октября в сухую погоду навевал на него несколько печальные, но приятные мысли о том, что только здесь, в средней полосе, можно по-настоящему оценить и насладиться картинами засыпания и пробуждения природы, тогда как на вечно зеленом юге, где лето никогда не кончается, жизнь протекает более монотонно, в одних и тех же декорациях.
Парамонов медленно шел по узкой дорожке парка Сокольники и любовался остатками порыжевшей листвы берез и дубов. Неожиданно из-за деревьев вышел человек. Он был высоким, под два метра, в больших темных очках и со спортивной сумкой через плечо. Незнакомец вежливо поприветствовал Парамонова и сказал:
– Да, в это время года здесь очень красиво. Я тоже часто гуляю в парке. Особенно люблю октябрь и начало мая.
– Вы местный? – поинтересовался Парамонов.
– Да, я живу недалеко от метро Сокольники.
– Так вы, наверное, и историю парка знаете? – с вежливой улыбкой спросил Парамонов.
– Конечно, – ответил незнакомец. – Это бывшие места царской соколиной охоты. Отсюда и название. А в черту города парк попал только в конце XIX века.
Они поговорили о старой пожарной каланче, незаметно перешли на живопись. К удовольствию Парамонова, незнакомец оказался приятным, образованным собеседником. Неожиданно незнакомец огляделся и тихо проговорил:
– А вы знаете, что в нашем парке объявился насильник?
– Сокольнический маньяк? Да, слышал, – ответил Парамонов.
– И не боитесь здесь гулять? – удивился незнакомец.
– Мне-то чего бояться? – сказал Парамонов. – Его интересуют молодые девушки.
– Не скажите, – мягко возразил незнакомец. – Последней его жертвой был юноша.
– Я давно не юноша, – улыбнулся Парамонов. – И вряд ли ему понравлюсь. Маньяков-геронтофилов не бывает.
– Как знать, как знать, – загадочно произнес незнакомец. В это время на дорожке показался еще один гуляющий. Он был небольшого роста, коренастый, с рыжей клочковатой бородой, но выглядел вполне безобидно. Парамонов и его собеседник остановились.
– Еще один любитель прогулок, – сказал незнакомец, и Парамонов поправил его:
– Вряд ли. Похоже, он торопится.
Человек подошел к ним, внимательно оглядел обоих и обратился к спутнику Парамонова с вопросом:
– Вы сокольнический маньяк?
– Да, – ответил собеседник Парамонова.
– Здравствуйте, – обрадовался бородатый. Он протянул ему руку и представился: – Я битцевский. Понимаете, коллега, я специально сюда приехал, чтобы обсудить с вами кое-какие проблемы. Посоветоваться. – Он глянул на Парамонова и спросил: – А вы из какого парка?
– Нет, нет, я не из какого, – отступая назад, испуганно ответил Парамонов. Он вдруг резко развернулся и со всех ног бросился бежать. Не чуя под собой ног, Парамонов несся по аллеям пока за деревьями не показались дома и улица. Только тогда он обернулся. Позади никого не было, и Парамонов остановился. Он прижался спиной к дереву, взялся за сердце и прошептал:
– Бывает же такое. Ну, повезло!
Через дорогу перебежала девушка. Она быстро поравнялась с Парамоновым, прошла мимо, и Парамонов крикнул ей вслед:
– Стойте! Не ходите туда! Это очень опасно! Там два маньяка!
Девушка обернулась и неожиданно спросила:
– Они уже встретились?
– Да, – растерянно ответил Парамонов.
– Спасибо, – поблагодарила девушка и быстро пошла вглубь парка.
Рассказец № 21
В начале декабря Парамонов приехал на дачу: проверить, цел ли дом, растопить печь и под потрескивание углей поваляться с книгой на диване. Уже через полчаса в печи вовсю гудел огонь. Парамонов снял пальто, поставил на плиту чайник и потянулся к полке за романом Мишеля Уэльбека, но тут в дверь постучали. Это оказался местный житель Иван Букреев, который несколько лет назад помогал Парамонову ремонтировать дом. Букреев поздоровался, потопал, чтобы сбить с валенок снег, и прошел в комнату.
– Я тут присматриваю за твоим домишкой, – многозначительно произнес гость. – А то ведь спалят ненароком. Народ-то разный здесь шляется. По домам рыщут, добро забирают, а потом р-раз спичку, и нет дома.
– Спасибо, – поблагодарил Парамонов. Он хотел было предложить гостю чаю, но тот усмехнулся и ответил:
– Да, спасибо – это слишком много. Ста рублей хватило бы.
– А, понимаю, – обрадовался Парамонов и достал деньги. Этот вариант устраивал его больше, чем чаепитие с Букреевым. Получив деньги, гость для приличия осмотрел комнату, похвалил порядок и ушел. Вечер Парамонов провел так, как и хотел – в тишине и одиночестве. А утром, едва рассвело, в дверь снова постучали. На этот раз к нему заявился другой местный житель – Николай Коробов. Вид у Коробова был крайне возбужденный. Он сорвал с головы шапку и прямо с порога начал:
– Это ты вчера Ивану дал денег?
– Я, – ответил Парамонов. – А что случилось?
– Что случилось, что случилось?! – заходя в комнату, передразнил его Коробов. – Напился он, а потом жену зарубил топором.
– Насмерть?! – побледнев, спросил Парамонов.
– А как же еще? Он же не шутки шутил, – ответил Коробов. – В общем, увезли его в КПЗ. Жену хоронить надо, а родных – никого. Вот, хожу по деревне, собираю деньги на похороны.
– Да, конечно. – Парамонов торопливо, трясущимися руками отдал ему почти все, что у него было и извиняющимся тоном пояснил: – Вот, сколько есть.
– Нормально, хватит, – деловито ответил Коробов и, не прощаясь, удалился. Полдня Парамонов не мог успокоиться. Он пытался читать, но каждый раз ловил себя на том, что читает одну и ту же строчку. Наконец он решил уехать домой. Но тут в дверь снова постучали. Каково же было его удивление, когда на пороге он увидел Ивана Букреева. С убитым видом Букреев вошел в дом.
– Тебя же арестовали, – сказал Парамонов.
– Выпустили под подписку о невыезде, – ответил Иван и, отведя взгляд, добавил: – Здесь такое дело, на гроб не хватает. Бязью осталось обить, а деньги кончились. А я уж за твоим домом присмотрю, не беспокойся.
– Как присмотришь? – удивился Парамонов. – Тебя же посадят.
– А это уж не твоя забота. Сказал, присмотрю, значит, присмотрю.
Парамонов оставил себе только на дорогу, остальное отдал Букрееву, и тот быстро ушел. Собираясь домой, Парамонов громко чертыхался. Ему было и смешно, и противно, что деревенские мужики так глупо обманули его. Он залил печь водой, оделся и взял сумку. В этот момент в сенях скрипнула дверь. Затем, в комнату постучали, и вошла пожилая соседка баба Маня. Она заметила на лице Парамонова испуг и поинтересовалась:
– Что это с тобой?
– Да, ничего, – облегченно вздохнув, ответил Парамонов. Он рассказал бабе Мане, как к нему приходил Букреев, как они с Коробовым придумали дурацкую историю, будто Иван убил свою жену топором, но соседка вдруг перебила его:
– Да ты что, милок, – сказала баба Маня. – Иван-то Букреев еще весной пьяный в реке утонул. А Николая Коробова только этой осенью похоронили. Какой-то незамерзайки нажрался, паразит, и помер.
– Как? – ничего не понимая, спросил Парамонов. – А кто же тогда ко мне приходил?
– Не знаю, милок, – ответила баба Маня и добавила: – Ты, никак, уезжаешь?
– Да, на работу пора, – соврал Парамонов. – Приехал дом посмотреть.
– Я здесь по-соседски за ним присматриваю. Чтоб бомжи не лазили. Ну, прощай, милок, – сказала баба Маня и пошла к дверям.
Чуть погодя Парамонов вышел на крыльцо. Сыпал крупный снег. Баба Маня шла по дорожке к калитке, и тут Парамонов увидел, что на свежевыпавшем снегу за ней не остается следов. На улице не было ни души. В черных, заиндевевших окнах домов не было видно ни огонька, ни отблеска. Деревня быстро погружалась в синие сумерки.
Рассказец № 24
По просьбе профессора Парамонов приехал к нему около полуночи. Дверь ему открыл сам хозяин дома.
– Проходите, но не раздевайтесь, – тихо сказал Дроф. – Сейчас я введу вас в курс дела, и мы поедем.
– Куда? – проходя в кабинет, поинтересовался Парамонов.
– В морг, – ответил профессор, чем очень озадачил своего друга. – Вчера при аресте был застрелен очень страшный человек, – продолжил Дроф. – Серийный убийца и насильник Егор Брагин. Но мне сообщили, что его душа вернулась в тело. То есть он ожил.
– А кто вам это сообщил? – ничего не понимая, спросил Парамонов.
– Неважно. У меня там есть свои информаторы, – ткнув указательным пальцем в потолок, ответил профессор. – Как вы думаете, коллега, куда попадают злодеи такого ранга после смерти?
– Наверное, в какие-нибудь очень страшные области загробного мира, – не очень уверенно ответил Парамонов.
– Совершенно верно – в ад, – чему-то обрадовался Дроф. – Этотчеловек побывал там и вернулся. У нас есть уникальная возможность расспросить его, где находится эта область. Как только утром выяснится, что Брагин живой, его увезут, и мы никогда не сможем с ним поговорить.
– Но зачем вам это, профессор? – удивленно спросил Парамонов.
– Как?! – воскликнул Дроф. – Разве я вам не сказал, что решил составить путеводитель по загробному миру?! У меня уже есть подробные описания некоторых мест. Упустить такой случай – это преступление против науки, коллега!
– Даже не знаю, – засомневался Парамонов. – В морг, ночью. Удобно ли?
– При чем здесь удобно? – возбужденно проговорил профессор. – Честное слово, коллега, вы рассуждаете как человек с кубической планеты.
– Почему кубической? – не понял Парамонов.
– Потому что они ходят по одной плоскости и боятся перешагнуть грань, чтобы не свалиться вниз, – пояснил Дроф.
– Да, в общем-то, я не против, – произнес Парамонов, и профессор радостно похлопал его по плечу.
– Вот и прекрасно. Значит, мы едем!
Это был обычный морг на территории обыкновенной больницы. Дроф с Парамоновым вылезли из машины, огляделись и нырнули в густую тень. Они не дошли нескольких метров до старого приземистого строения и остановились. Из дверей морга вышли три человека, а затем, столько же вошли. Прошло не менее часа, и все это время какие-то люди входили и выходили из морга.
– Для ночи здесь слишком многолюдно, – прячась в тени, недовольно проворчал профессор.
– Может, они навещают покойных родственников? – предположил Парамонов.
– Не говорите глупости, коллега, – раздраженно проговорил Дроф и снова выглянул из-за угла.
Наконец, все успокоилось. Парамонов с профессором постучали в дверь морга. Им открыл пожилой сторож, который, казалось, не удивился столь поздним посетителям. Дроф объяснил, к кому они пожаловали, сунул старику тысячерублевку, и тот провел их в холодильную камеру.
– Где он? – шепотом спросил профессор.
– Последний стол справа, у окна, – ответил сторож.
Простыня, которой был накрыт злодей, была пропитана кровью. Дроф отбросил ее и даже присвистнул. Тело маньяка было так истыкано ножом, что о разговоре с ним не могло быть и речи. Он был мертв.
– Что здесь произошло? – обернувшись к старику, спросил профессор.
– Родственники жертв как-то узнали, что он ожил, – ответил сторож. – Ну, и пришли отомстить.
– Зачем же вы их пустили? – спросил Парамонов.
– Так, маньяк же, убивец, – пожав плечами, ответил старик и добавил: – Вам-то ножичек дать или с собой принесли?
– Не надо, – ответил Дроф. Он накрыл труп простыней и огорченно произнес: – Вот видите, коллега, оказывается, не у одного меня есть информаторы в том мире.
Внезапно в окна ударил ослепительный свет. Профессор с Парамоновым испуганно отпрянули от окна, и тут же с улицы раздался голос, усиленный мегафоном:
– Внимание! Здание окружено! Выходите по одному с поднятыми руками!
Первым сообразил, что произошло, сторож. Он бросился вон из холодильной камеры и закричал:
– Они меня заставили! Я не виноват! Они меня заставили!
– Что будем делать, профессор? – испуганно спросил Парамонов.
– Говорить правду, – спокойно ответил Дроф. – Проверенный способ. Самое эффективное оружие интеллигентного человека – это правда. Следуйте за мной, коллега.
Профессор поднял руки и пошел к выходу.
Рассказец № 33
От Круглова Парамонов вернулся в два часа ночи. Выйдя из машины, он увидел, как двое пьяных пытаются свалить на землю третьего. Все трое были похожи, как близнецы: в коротких куртках, спортивных штанах и в черных вязаных шапочках. Парамонов пошел через сквер, но вдруг остановился под деревом. Он заметил, как в нескольких метрах от дорожки мелькнул темный силуэт, и вспомнил о странном человеке, который бродил здесь, наверное, каждую ночь и никогда не выходил на свет. Увидеть его было трудно. Незнакомец бесшумно скользил в тени деревьев, самым невероятным образом исчезал, и вдруг на мгновение его сутулая фигура возникала на другой стороне улицы – в кустах или за магазинчиком. Дерущиеся перешли на громкую ругань, и Парамонов невольно обернулся. «Как, наверное, много он знает ночных тайн, – подумал Парамонов. – Сколько видел из своих укрытий. Может и сейчас стоит и ждет, когда закончится драка, чтобы подкрасться и обобрать побежденного».
– Тоже интересуетесь? – услышал позади себя Парамонов. Он вздрогнул и обернулся. Это был сутулый. В темноте невозможно было разглядеть его лица. Видны были лишь зрачки, в которых поблескивал отраженный от мокрого асфальта свет фонарей.
– Нет, не интересуюсь, – ответил Парамонов.
– О! Ночью происходит много интересного, – усмехнулся незнакомец. – Слышали, три дня назад здесь зарезали человека?
– Вы видели? – вопросом на вопрос ответил Парамонов.
– В каком-то смысле, да, – сказал сутулый и добавил: – Это я его зарезал. Дрянь был человек.
Парамонов оторопел.
– Зачем вы мне это рассказываете? – дрогнувшим голосом спросил он.
– Есть такое понятие – неразделенный кайф. Это когда хочется с кем-то поделиться, а не с кем. В одиночку даже самое лакомое блюдо кажется пресным.
– Извините, я не гожусь вам в сотрапезники, – ответил Парамонов.
– Может, для другого сгодитесь, – усмехнулся сутулый. – В созрители, например. Слышали когда-нибудь о черном ангеле с белым крылом?
– Нет.
– Самые несчастные ангелы, – вздохнув, ответил сутулый. – Они всегда и везде чужаки.
– Вы о белых воронах? – поинтересовался Парамонов.
– Ну, что вы! Белые вороны не выживают только в природе. А люди, которых так называют, очень хорошо используют свою непохожесть на других. Многие считают за честь иметь у себя в друзьях «белую ворону», даже если она крашеная. Поэтому, когда их перышки начинают темнеть, они обесцвечивают их перекисью водорода. А о черном ангеле с белым крылом вспоминают только, когда он нужен. Тогда белые ангелы говорят ему: «Это ничего, что ты черен лицом. У тебя белое крыло, значит, ты наш». Черные ангелы говорят то же самое: «Это ничего, что у тебя белое крыло. Посмотри в зеркало, ты наш». Но как только он перестает быть нужен, белые ангелы напоминают, что он черный, а черные, что у него белое крыло. Так он и мечется между черными и белыми, пока не поймет, что он черный ангел с белым крылом. Удел его – жестокое одиночество.
– Я так понимаю, это вы о себе? – когда незнакомец закончил, спросил Парамонов.
– Да, – ответил собеседник и приподнял плечи. Короткая куртка лопнула у него на спине, и он выпростал из-под нее два огромных крыла. Одно – угольно-черное, другое – белое, как свежевыпавший снег. Парамонов смешался.
Дерущиеся снова раскричались, и драка возобновилась. Парамонов обернулся и увидел, как сверху на них опускаются три черных как смоль ангела. Они крыльями сбили пьяных с ног и опустились на землю. Вслед за этим раздался короткий захлебывающийся крик одного из пьяных, и черный ангел с белым крылом сказал:
– А теперь уходи. Быстрее!
И Парамонов побежал.
Рассказец № 36
Парамонов плотно прикрыл дверь, прошел на кухню и набрал номер профессора Дрофа. Ему повезло, Дроф еще не спал.
– Здравствуйте, профессор, – сказал Парамонов. – Мне надо с вами посоветоваться.
– Слушаю, коллега, – ответил Дроф.
– Две недели назад я подобрал бездомного кота, – начал Парамонов. – На улице он все время попадался мне на глаза, грязный, жалкий. Смотрел на меня так, будто ждал, что я его позову к себе. И я позвал. Он пошел за мной как собачонка. Уже тогда меня удивила его покладистость. Он позволил себя вымыть, а когда я показал ему кресло, он сразу понял, что это его место.
– Что же здесь удивительного? – сказал профессор. – Скорее всего, он жил у людей и потерялся. Намерзся, наголодался, отсюда и покладистость.
– Возможно, – ответил Парамонов. – Но с тех пор, как он поселился у меня, я почти не сплю. Мне кажется, он наблюдает за мной.
– Скорее всего, вы переутомились, – мягко произнес Дроф. – Поезжайте на дачу или к морю, отдохните.
– Усталость здесь ни при чем, – сказал Парамонов. – Вы бы видели его взгляд. Животные так не смотрят. Я подозреваю, что он понимает человеческую речь и даже умеет читать. На днях я застал его за… не смейтесь, за чтением моей работы. Он перелистнул страницу, а когда я вошел, сделал вид, что укладывается на ней спать.
– Вы извините, коллега, но это похоже на МДП, – сказал Дроф.
– Нет, профессор, мне прекрасно известны симптомы МДП. Я абсолютно здоров.
– Ну, хорошо, завтра я посмотрю вашего кота, – пообещал Дроф. – Я занимался животными, изучал парадокс котенка Харрари. Возможно, это связано с вашими выходами из тела. Кстати, собаки ярче реагируют на бестелесные сущности. А пока, чтобы вам спокойно спалось, скажите при нем по телефону, что собираетесь усыпить его. Убедитесь, что это обыкновенный кот, а ваши подозрения – не больше, чем фантазии.
Парамонов прошел в комнату, остановился у стола и, наблюдая за котом, повторил в трубку слова Дрофа.
– Вы знаете, профессор, я уже жалею, что подобрал этого кота. Завтра отвезу его к ветеринару, попрошу усыпить и…
Парамонов не договорил. Кот вскочил в кресле, его длинная шерсть встала дыбом, глаза округлились. Животное оскалилось и злобно зашипело.
– Профессор, он все понял! – крикнул Парамонов в трубку, и тут кот прыгнул.
Парамонова спасло только то, что он машинально выкинул вперед руку с тяжелой телефонной трубкой. Удар отбросил зверя назад в кресло, и Парамонов кинулся из комнаты. Он успел закрыть дверь и закричал Дрофу:
– Я же говорил!..
– Успокойтесь, коллега, – ответил профессор. – Приезжайте прямо сейчас ко мне.
Парамонов вышел из подъезда и через безлюдный сквер направился к проспекту. Но дойти до него не успел. Он вдруг увидел десятки, если не сотни котов. В темноте глаза у них горели зеленым огнем. Он посмотрел по сторонам, и ему стало по-настоящему страшно. И справа, и слева к нему приближались огромные, похожие на тени, черные коты. В ярости они били хвостами о землю и, не отрываясь, смотрели на Парамонова. «Откуда здесь столько бродячих котов?» – с ужасом подумал Парамонов.
Кольцо сжималось гораздо быстрее, чем Парамонов соображал. Авангард животных уже был на расстоянии прыжка, когда дверь его подъезда со скрипом отворилась, и оттуда вышел человек в черном плаще с глухим капюшоном на голове. Он что-то держал на руках, и Парамонов скорее угадал, что это был его кот. Парамонов не слышал команды, но армада котов вдруг вся как по команде повернула головы к незнакомцу. Затем, коты растаяли так же неожиданно, как и появились. Парамонов остался один. Позже Дроф объяснил, что, скорее всего, Парамонов принес домой астрального наблюдателя, из тех, что вселяются в животных. Кто их посылает и зачем, не знал и сам профессор. А еще через неделю, когда Парамонов успокоился, он вышел из дома и у перекрестка заметил своего старого друга, астрофизика Липунова. Они издалека поприветствовали друг друга, и Парамонов пошел дальше. Но что-то заставило его обернуться. Парамонов увидел, что из-под пальто у Липунова высовывается знакомая морда кота. «Надо бы ему сказать, кого он подобрал», – подумал Парамонов и рванулся к Липунову. Но нехорошая догадка остановила его.Рассказец № 41
Седьмое ноября выдалось на редкость ясным и солнечным. Под окнами с утра играли марши и устанавливали сцену для праздничного концерта. В холодильнике у Парамонова не было ничего, кроме яблока, бутылки вина и банки горчицы. Надо было идти в магазин. Для этого Парамонов надел темные очки от солнца и вышел из дома. На улице навстречу Парамонову двигалась праздничная колонна человек в триста. Передние ряды несли голубой транспарант, на котором было написано: «Несогласные».
Парамонов пересек улицу, свернул направо и увидел колонну демонстрантов поменьше. Они шли с торжественными лицами и несли перед собой белое полотнище с надписью «Согласные». «А странно, несогласных вроде бы больше, однако это никак не влияет на жизнь в стране», – подумал Парамонов.
У магазина Парамонову пришлось пропустить еще одну колонну. Эти несли розовый транспарант «Наши». Неожиданно из сквера с дикими воплями повалила толпа с желтыми плакатами «Ихние». Завязалась потасовка. Парамонов наблюдал, как прилично одетые люди с перекошенными лицами лупят друг друга по головам плакатами, и думал о том, что в другие праздники лица у людей кажутся более привлекательными, а сами они так громко не матерятся.
Затем откуда-то набежала милиция и включилась в драку. И вскоре обе колонны, размахивая разодранными плакатами, разошлись в разные стороны. На асфальте осталась лежать лишь старушка в темных очках и с малиновым знаменем в руке. Парамонов бросился к женщине, помог ей встать.
– С вами все в порядке? – поинтересовался он.
– Нормально, милок, – бодро ответила старушка и кивнула на темные очки Парамонова. – Ты, я вижу, нашенский.
– Как вам сказать… – озираясь, рассеянно начал Парамонов, но пожилая женщина перебила его:
– Иди за мной, товарищ. – Она взяла его за руку и потащила вдоль улицы. Парамонова поразило, с какой силой эта старая женщина тянула его за собой. Они двигались так быстро, что у Парамонова в ушах свистел ветер, а позади громко хлопало малиновое знамя. Мимо на большой скорости проносились здания, столбы и деревья, и довольно скоро Парамонов перестал узнавать места.
Остановились они в каком-то диком, запущенном переулке, перед маленькой черной дверцей. Старушка постучала каким-то особым, условленным стуком. Им открыл человек с внешностью опустившегося Фридриха Энгельса. Он был в темных очках и с красным бантом на груди.