Полярная фактория
Шрифт:
Затем он позвонил завед. складом, оговорился и сообщил:
— Наше аптекоуправление снабдит Комсеверпуть, чем сможет, но передайте, что на цены пусть не сетуют — у нас клиники без инструментов, сами точим по 20 раз скальпели, а вам даем новые — только из-за полярного вашего круга. Пусть учатся, как работать с Москвой, тогда не будут переплачивать.
Он уже не кричал, говорил спокойно. Эта выучка Комсеверпути, видимо, доставила ему удовольствие.
Проучить! Чтобы хоть чуточку поумнели! Он, старый чекист и ответработник, не может спокойно
Таким-то родом мы были снабжены и оборудованы.
В тундре, уже зимой, я впервые услышал о прошлогодних подвигах цынги на госторговских факториях Тазовского района и поселках Рыбтреста.
Я часто задумывался, что есть у нас, на что может рассчитывать наш цынготный больной, если бы таковой об’явился на фактории.
Ни на что!
Как это ни странно, но Комсеверпуть об опасности цынги абсолютно не подумал. У нас нет решительно ничего витаминного. Ни свежего картофеля, ни томата, ни луку, никаких ягод, ни молока, ни фруктов, ни лимонов, ни апельсинов. Ничего!
Оленина!
Нет рыбы, свежей капусты, солений, сушений, нет даже экстракта для киселей, нет чесноку — одна капуста, да и та просоленая и промоченная — вероятно из нея вымокли и высолились все антискорбутные соки.
Но я утешался.
— Кому у нас болеть? Народ все сибиряки, почти полярники — им ли бояться скорбута? Закалены в сибирских буранах, и несколько градусов к северу для них — вряд ли ощутимая разница. Единственный южанин — я. Но за себя я не беспокоился. У меня слишком разнообразное прошлое и большая закалка жизни. Я подвижен, энергичен, люблю работу — таких цынга не трогает.
Однако все же не уберегся.
В начале мая я почувствовал цынгу. Она пришла, когда весна начала входить в свои права. Таяло. Масса света, от которого слепило глаза. Снег, умирая, блистал миллиардом отражений.
А у меня появились отеки ног и зашалило сердце — перикардит.
Я усиленно потянулся к работе на воздух. Возил воду, очищал от снега чердак, сени, двор. Я целыми днями без устали ходил, возил, копал лопатой, носил ведра и т. п.
А ноги все отекали. Сантиметровка ежедневно показывала на 1—2 сантиметра утолщения — где-то под кожей и между мышц изливалась кровь, инфильтраты.
К июню ноги совсем отказались служить.
Сердце так расшалилось, что двадцати шагов достаточно для адской отдышки — лежу на снегу и глотаю с жадностью воздух. Ночью одной рукой беру другую, считаю пульс — он чуть приметен, нитевидный, без четкого удара.
Да, я слег. А если бы хоть немного было заботы о нашем быте и здоровье, то этого бы не случилось.
Видавшая массу скорбутных больных Удегова откровенно говорит мне:
— Знаешь, Козлов, до парохода ты не дотянешь.
И я согласен.
Я даже написал через силу два прощальных письма детям.
Конец?
Так тянулось весь июнь — от меня осталась тень, призрак.
И все же предсказания не сбылись.
Прошел июнь, потянулись июльские числа. Мои ноги окончательно свело контрактурой. Я лежал пластом, ел по ложке супу и четверти котлетки в день, но тянул. Завтра первое августа, парохода все нет как нет, а я уже ем полторы котлеты, дышу в окошко свежим воздухом и для меня нет сомнений, что как бы не запоздал пароход — я его дождусь, не взирая ни на какие предсказания.
Цынгу я изучил за это двухмесячное лежанье со всех сторон.
Я изучил, откуда подкрадывается эта болезнь, как хватает, чем валит с ног, сколько у нее коварства и своих особенных приемов борьбы — смертельных в девяноста случаях из ста.
Я цынгу знаю!
Она выпустила меня из цепких своих лап — но это бывает редко.
Что надо иметь каждой полярной фактории для успешной борьбы с „бичом Севера“?
Расскажу подробно, и тем кто засылает людей на край света, нелишне внимательно прочесть эту страницу.
Во-первых, нужен спирт, еще лучше крепкое вино — коньяк, ром — хотя бы в количествах только лекарственных.
Д-р Кытманов совершенно правильно рассказывает в своих очерках, что только благодаря „большим приемам спирта, настоенного на черемше“, удалось спасти больного заведующего факторией, у которого была контрактура ног и серьезнейший перикардит.
Мне удалось спастись и дотянуть до лучших для меня июльских дней лишь по той счастливой случайности, что в моем распоряжении имелось 1/2 литра спирта. Не будь его — я остался бы на Ямале. 10—15 граммов в день помогали мне в нужные минуты поддержать сердце, подправить аппетит. Это было единственное мое оружие борьбы с злобно атакующим врагом.
Ну, а во-вторых, — это уже целый список.
Во-вторых, нужен свежий картофель. Если забросить на каждую факторию по 20—30 мешков, то для 10 человек персонала с семьями хватит на весь год. У нас картофель доставили консервированный, огневой сушки — такая дрянь и притом настолько дорогая, что его избегали есть. Дальше идет томат — помидоры. Я не мечтаю о помидорах в свежем виде, но хотя бы в банках, консервированные для супов и приправ.
Затем идут такие овощи, как капуста, морковь, лук, чеснок, репа, брюква. Забросить их по мешку, по два — стоит гроши. Уже дело самих работников фактории все это сохранить на зиму. Все необходимо не в соленьях, а свежее, в вилках, связках и головках. Тогда они наиболее витаминны, тогда они составят большую ценность. Затем следуют фрукты.
У нас имеется лишь одна куряга — фрукт хороший, но приторный, очень быстро приедающийся.
Мы, как о чем-то недосягаемом мечтали о яблоках, черносливе, о вишнях. Почему бы не направить на Ямал пару мешков смешанного компотного сушеного продукта.
Чтобы было разнообразие, чтобы не одной приторной курягой ограничивался стол полярника.
Почему не привезти кизиль и виноград, даже апельсины и лимоны по нескольку ящиков? Ведь есть же все это в любом городе Советского союза? Оленина, масло, куряга!