Полынный мой путь (сборник)
Шрифт:
А началось все с поездки в Дагестан, который толком я никогда прежде не видел.
Москва, 2000 год
P.S. Прошло шесть лет с выхода второго издания «Полыни…». Книга находила новых читателей, оставаясь библиографической редкостью. Сейчас вижу: что-то в ней было игрой интуиции, голосом сердца. И этим дорога мне «Полынь…». Она веха, с которой началось мое познание Родины. Задумывая переиздание, я не менял старый текст, хотя в разработке темы ушел далеко вперед. О том мои новые книги и сайт http://www.adji.ru
Открытие самого себя
Вдали,
– Аксай, – безразлично произнес шофер. И я почувствовал, как забилось мое сердце. Вот уже обозначились дома. Много низких домов с покатыми крышами, с огромными верандами, окруженными садами. Вот уже ясно различались трубы, над которыми зависли белые клубы дыма… А сердце не унималось, искало выход наружу.
Аул Аксай – родина моих предков. Здесь родился мой прадедушка Абдусалам Аджи [1] , и все радовались его появлению: без устали палили из ружей в воздух, гарцевали, праздновали несколько дней подряд, так велел обычай. Человек родился! Сюда, в Аксай, прадедушка привез свою первую жену – чеченскую красавицу Батий, а всего у него было четыре жены, Батий была старшей. Первенца они назвали Абдурахманом, в честь моего прапрадедушки, потом у них родилось еще одиннадцать детей, но лишь шесть выжили. Среди них – Салах, мой дедушка. А вот дети Салаха уже не знали Аксая. Дядя Энвер родился в Санкт-Петербурге, потому что там дедушка жил и учился на инженера, там он и женился. Отец мой увидел свет в Темир-Хан-Шуре, тогдашней столице Дагестана, где ненадолго после Петербурга поселилась молодая семья инженера, ведь бабушка закончила консерваторию по классу фортепьяно, в Аксае ей не хватало бы общества. Тогда окружению придавалось очень большое значение…
1
Пусть простят меня предки, ведь по кумыкским обычаям я не имею права называть полным именем старших. Но как иначе рассказать нашу историю?
С тех пор столько воды утекло. Далеко разбросала плоды наша аксайская яблоня. Когда я ехал в аул, то не знал о ее щедрости, даже не догадывался – в нашем доме, как и во многих других, не принято было вспоминать. Никогда! Ничего!
Я родился и вырос в Москве, окончил университет на Ленинских горах, защитил диссертацию, учил студентов, объездил страну вдоль и поперек, написал много статей и книг и всю свою жизнь верил, что история фамилии Аджиевых началась после 1917 года… Как же долго тянулась болезнь.
К счастью, есть голос крови! Он и заговорил, когда в конце 80-х годов я поехал в Аксай, старинное кумыкское селение на севере Дагестана, искать свои корни.
Когда побываешь там, задумаешься: а верно ли, что Дагестан – «страна гор»? Будто нет там Кумыкской равнины, огромной, бескрайней, где степь разглажена ветрами, распахнута солнцу – открытая, гостеприимная, добрая. Такие же и люди, веками живущие здесь.
Степной Дагестан… Что известно о нем? Да и вообще, кто-нибудь вне Дагестана слышал о кумыках – моем народе? А еще сто лет назад наш язык был языком общения на Северном Кавказе. Из далеких горских селений приходили в наши аулы учиться кумыкскому языку и культуре.
Понимаю, рассказывать о своем народе сложно – всегда рискуешь либо что-то упустить, либо преувеличить. Поэтому буду говорить о себе и своей фамилии, когда-то знатной и уважаемой в Дагестане, об Аджиевых, о том, что сделали с нами. К сожалению, наш род разделил судьбу кумыков и всех тюрков. Это, увы, не преувеличение.
Брокгауза и Ефрона, их знаменитый Энциклопедический словарь, нельзя упрекнуть в предвзятости, меня – можно. Поэтому поведу свое «кумыкское» повествование с запечатленных в этом словаре слов: «…В кумыкских песнях отражается нравственный облик кумыка – рассудительного и наблюдательного, со строгим понятием о чести и верности данному слову, отзывчивого к чужому горю, любящего свой край, склонного к созерцанию и философским рассуждениям, но умеющему повеселиться с товарищами. Как народ более культурный, кумыки всегда пользовались большим влиянием на соседние племена».
Такие вот слова. Добавить к ним нечего.
Аджи был род воинов, потомственных военных, поэтому к имени мужчины полагалась приставка «сала» – Абдусалам-сала, например. Любовь к коню, оружию, воле приходила к ним с молоком матери, а уходила вместе с душой.
Сейчас я отойду от своей родословной, чтобы взглянуть на ту благодатную почву, которая растила наши корни, кормила их – кто же они такие, кумыки? Найти ответ на этот вопрос не просто: слишком уж многое переплелось в истории. Слишком изменилась жизнь за прошедший век. Слова из старой энциклопедии безнадежно устарели. О культурном влиянии кумыков даже говорить нельзя. Его нет.
Когда-то горцы, спускаясь на Кумыкскую равнину, толпились на базарах в ожидании самой грязной работы. Теперь на их месте стоят кумыки. Симпатичные, здоровые парни готовы месить глину, убирать навоз, пасти скот, сторожить урожай. Народ выродился. Ни одного известного ученого, поэта, писателя, артиста или врача. Дальше Дагестана никто не пошел. И это полбеды.
Хуже другое – никто и не нужен ему…
Когда вчитываюсь в иные книги, одолевает недоумение: что же, мы, тюрки, – народ без гордости? Что, всегда были такими серыми и скучными? Но об этом уже пишут, между прочим, кумыки по национальности. Сами низводят свой народ до дикарского уровня.
Как можно поверить, что кумыки – это выходцы из лакского селения Кумух? Однако есть такая «научно обоснованная» точка зрения. Несерьезной, иначе не назовешь и «теорию» о кумыках как отюрченных аварцах и даргинцах. Несерьезной, потому что достаточно увидеть кумыка, услышать его голос, чтобы понять принадлежность народа к иному, не горскому миру. Ничто не отличает кумыка от татарина, карачаевца или башкира. Ни внешне, ни внутренне. Увы, именно за антинародные «теории» присуждали ученые звания и степени, вот и старались кумыки в угоду властям.
Много говорили когда-то о богатстве духовного мира кумыков. По крайней мере еще в XIX веке. Их образ жизни, одежда, быт, культура имели свое неповторимое лицо, поэтому и называли их «кавказскими татарами». Разве это не свидетельство, оставленное Толстым или Лермонтовым? Кумыки – тюркоязычный народ. Быть тюрком, по-моему, не очень плохо. Стыдно быть плохим тюрком.
Я – не лингвист, слаб в топонимике, поэтому не буду искать созвучий в языках народов Дагестана, в географических названиях и на этом строить повествование. Это уже сделали другие. Олжас Сулейменов убедительно показал, как опасно быть «русским» тюрком… Не буду копаться и в именах народов и там искать историю кумыков, ибо это тупиковый путь, разобраться здесь невозможно. Вот пример тому. «В степи Дагестана кто живет?» Лакец ответит: «Народ арнильса». Даргинец скажет: «Диркъалан», аварец: «Льарапал». Получилось три имени одного и того же народа – кумыков. Спросили бы лезгина, было бы четвертое имя, а с ним и четвертый «народ».