Полыновский улей
Шрифт:
— Картина?
Получилось, что больше рассказывал не Костя, а чекист. Ему было важно, чтобы мальчишка все понял и помог найти преступника.
— Ошибочка у вас с опечатанной квартирой вышла! — насмешливо сказал чекист. — В ней хорошие люди живут. Потому он и выбрал эту квартиру: знал, что там искать не будут, и надеялся, что Ларионовы еще не скоро вернутся в Петроград.
— А нам откуда известно, что за Ларионовы? — проворчал Костя. — Чем они от этого отличаются, за которым едем?
— Так-то оно так! — согласился чекист. — Есть еще людишки... Как квартира опечатанная — ничего внутри не видно. А только ты, парень, запомни:
Костя нахмурился и молчал, пока пролетка не переехала Неву. Тут он привстал и радостно махнул рукой:
— Направо... Второй дом.
Извозчик свернул направо.
— На первом этаже, говоришь? — спросил чекист.
— На пе... — начал Костя, замолчал, словно подавился, и закончил шепотом: — Вот он!
Виталий Борисович шел к вокзалу. Пальто было на руке. Оно лежало аккуратно — кверху спинкой, расправленной во всю ширину.
— Не ошибся? Он? — чекист посмотрел Косте в глаза. — Не показалось?
— Мне никогда не кажется!
Чекист соскочил на тротуар. Костя тоже встал в пролетке.
— Сиди! Твое дело кончилось. Еще встретимся... Отвезешь его домой!
Извозчик причмокнул. Лошадь дернула пролетку, и Костя плюхнулся назад — на мягкое сиденье и забился в уголок.
Потом Костя хвастал ребятам: ехал по всему городу, как граф, в карете! Но это было потом, а сейчас он чувствовал себя неловко: казалось, что все смотрят на него и смеются. К дому он не решился подъехать. На мосту через канал буркнул что-то извозчику и выпрыгнул из пролетки.
Рабочий все еще красил чугунные перила. Костя сбежал с моста, а к дому подошел медленно. Боялся, что встретится с Эдуардом. Что тогда делать? Что говорить?
На набережной никого из ребят не было. Уже смеркалось. Костя приблизился к своей лестнице. У ступенек валялась консервная банка, которую Васька днем гонял по булыжникам. Костя посмотрел на нее, подумал, зачем-то поднял и побежал обратно — к мосту.
Вернулся он с зеленой краской в банке. Стараясь ступать неслышно, он поднялся к себе в квартиру, нашел старую кисть, захватил стул и лист чистой бумаги, спустился на второй этаж.
Сначала Костя замазал краской полустертую надпись: «Только покажись, гад!»
Потом он влез на стул и начал красить всю дверь. Через полчаса работа была закончена. Костя написал на листе: «Осторожно — окрашено!» — и привесил его к дверной ручке.
На душе стало спокойно и хорошо, гораздо лучше, чем в тот день, когда он выцарапывал гвоздем угрожающую надпись.
МЫ РОДИЛИСЬ В ДВАДЦАТЬ ВТОРОМ
В те годы советский народ начинал строить бесклассовое, справедливое общество. Такого государства еще не знала история человечества. Здесь каждый шаг был открытием. Здесь каждый человек был пионером-первооткрывателем.
Когда настало время создать детскую коммунистическую организацию и стали думать, как ее назвать, не случайно почетное звание ПИОНЕРЫ было присвоено юным гражданам юной страны.
Произошло
Уже в первые годы советской власти юные патриоты делами подтвердили свое право на высокое звание пионеров-ленинцев.
ПОЛЫНОВСКИЙ УЛЕЙ
Нижняя часть города называлась Полыновкой, верхняя — Ярусами. Полыновцы селились на сыром полуострове, образованном слиянием двух рек. Жители Ярусов занимали лучшую часть города — его центр, раскинувшийся на возвышенности. До революции в Полыновке, как и на других окраинах, обитали рыбаки, ремесленники, бурлаки и заводские рабочие. В Ярусах жили мещане и купцы. А сейчас в центре города процветали нэпманы.
Полыновские мальчишки без особой нужды в Ярусах не появлялись. Им и у себя было хорошо. Острый угол между двух рек не застраивался, потому что весной и осенью здесь буйствовало половодье. Зато летом тут было привольно и весело. Трава доходила до пояса. Земля покрывалась густым цветным ковром, отороченным по берегу желтой песчаной каймой. А дальше голубели реки: слева глубокая и холодная, справа помельче, с перекатами и удивительно теплой водой.
Мальчишки любили в жаркую погоду садиться на дно между камнями. Вода ласково перехлестывала через плечи, щекотала под мышками, старательно обмывала грязные шеи и ноги. Вода была для мальчишек не только усердным банщиком, но и постоянным лекарем. В реку забирались после каждой потасовки с ярусовскими бойскаутами.
Отряд бойскаутов состоял из нэпмановских сынков. Они были заносчивы и драчливы. В коротких штанах, в рубашках цвета хаки, с широкополыми круглыми шляпами на голове, бойскауты всегда ходили группой по десять — пятнадцать человек, и полыновским ребятам здорово от них доставалось.
Не было случая, чтобы встреча с бойскаутами обходилась без драки, и всякий раз «шляпы», как их называли полыновские мальчишки, одерживали победу. Бойскауты провожали удирающего противника презрительными криками:
— Гопники!.. Гопники!.. Гопники!..
После одной из таких стычек побитые, исцарапанные полыновские мальчишки понуро пришли к реке, разделись и, потирая ссадины и синяки, вошли в воду. Все молчали, сердито сопели и старались не глядеть друг на друга. Было и обидно, и больно, особенно Тимошке и Матюхе: у Тимошки под глазом набухал зловещий фиолетовый «фонарь», а у Матюхи от правого уха к подбородку шла красная кровоточащая ссадина.
Матюха сел между камней, обмыл щеку в веселой проточной воде. Тимошка с головой погрузился в журчащий поток и усиленно моргал подбитым глазом. Он не услышал, как кто-то из ребят вскрикнул. Не этот отчаянный крик заставил его поднять голову из воды. Моргая глазом, он заметил, что прозрачная зеленоватая вода вдруг потемнела. Тимошка вскинул голову и ошалело посмотрел на бегущие к берегу иссиня-черные фигуры. Он испугался. Ему подумалось, что подбитый глаз перестает видеть. Но все, кроме Тимошкиных товарищей, сохраняло естественные краски. Он видел в прибрежной траве голубые колокольчики, желтые с белым головки ромашек. Только бегущие в панике мальчишки были черные, как негры.