Полюби меня таким
Шрифт:
— Девушка! С Вами всё нормально?! — пытается достучаться какая-то женщина.
— Ребёнок, — шепчу, поднимая окровавленные руки. В голове пульсирует только одно: спасти Макса!
Из последних сил достаю телефон и набираю Геннадию.
— Ген! Макса сбила машина! На переходе у гостиницы! Спаси Макса! Вытащи его! — укол в плечо прерывает мой крик, и темнота затаскивает в очередной кошмар. Не успела! Не вытащила! Не спасла!
«Густой туман молочной пеной стелется по земле, захватывая в мутный плен всё большую территорию. Липкими
— Макс. Ты меня слышишь? Макс, милый вернись. Макс! Ты должен вернуться! — перехожу на крик. — У меня ничего не осталось! Вернись, Макс!
Туман чернеет, клубиться, поглощая Максима. Судорожно ищу его на земле, но там пустота. Кричу «Нет!» и выскальзываю из сна.»
Лежу на кровати в больничной палате. Слева пищат мониторы, справа капельница. Низ живота тянет, в голове тупая боль, вызывающая тошноту. Боюсь пошевелиться и спровоцировать рвоту. Нащупываю кнопку вызова и жму. В палату тут-же влетает медсестра. Проверяет датчик, уровень оставшейся жидкости в капельнице.
— Где я? — сиплю и морщусь от боли в горле.
— В больнице, — информирует девушка, не отрываясь от осмотра.
— В какой больнице? — не отстаю от неё.
— В хорошей, — направляется к выходу. — Сейчас врача позову.
Из разговора с врачом узнаю, что лежу в платной клинике, в состоянии угрозы выкидыша и вставать мне ни в коем случае нельзя.
— Кто занимался моим переводом? — с надеждой задаю вопрос.
— Геннадий Константинович.
— Могу я его увидеть?
— Я передам, чтобы он зашёл. Но помните, что Вам нельзя нервничать.
Через пару минут в палату заходит Гена. Бледный, осунувшийся с синяками под глазами.
— Дарья Александровна. Как хорошо, что у вас всё обошлось, — улыбается Гена.
— Ген. Что с Максом?
— На операции. Вторая за сутки, — опускает глаза. — Вы только не волнуйтесь. Он сильный. Он справится.
— Гена! Не беси меня! — повышаю голос. В горле ком. — Что с Максом?!
— Множественные переломы, — говорит тихо, присаживаясь на край кровати. — Врачи делают всё возможное. Последствия ещё не известны. Исход операции тоже.
Захлёбываюсь слезами. Аппарат громким писком давит на уши. В палату вбегает персонал. Выталкивают Гену и вкалывают что-то в плечо. Уплываю в мутную серость и боюсь из неё вылезать. Боюсь услышать, что Макс не пережил операцию. Боюсь узнать, что никогда его не увижу.
Прихожу в себя ночью. В кресле рядом с кроватью сидит Маришка.
— Мариш, зая. Зачем ты здесь? — шепчу ей. — На кого Лёшку оставила?
— С ним Андрей сидит.
— Хорошо, Мариш. Пить хочу, — закрываю глаза. Не знаю, что сказать дочери, как объяснить моё состояние.
— Мааам. — тянет она, хватая мою руку. — Мы очень рады, что ты подаришь нам братика или сестрёнку. Только сохрани и обязательно подари. И бойфренда твоего примем. Так что не дрейфь. Для нас главное — твоё счастье.
— Всё! Хватит сырость разводить! — вытираю мокрые щёки. — Вы у меня самые лучшие дети. А теперь чеши домой к мужу и сыну. За мной есть кому следить.
Четыре дня! Вечность! Мой ад!
Макс в коме, а врачи разводят руками. Три операции, лучшие специалисты и мрачная неизвестность. Врачи в один голос говорят, что если Максим и выйдет из комы, то скорее всего не сможет ходить. Мне очень страшно. Я не боюсь всю жизнь провести с калекой. Боюсь провести её без любимого мужчины.
Я настояла на переезде в его палату. Пришлось поскандалить и привлечь на свою сторону Гену и Ларри. Кровать поставили у стенки и теперь я лежу с иглой в вене и боюсь оторвать взгляд от Максима. Каждый вечер я его протираю и брею. Гена предлагал свою помощь, но я не хочу, чтобы его касался кто-то кроме меня.
Угроза потери ребёнка остаётся минимальной и мне разрешили вставать. За окном стемнело, обходы, уколы закончились, сижу на краю кровати и считаю каждое поднятие грудной клетки на вдохе. Решаюсь прилечь рядом, положив голову на грудь. Мне это необходимо. Я обманываю себя, что он всего лишь спит и утром проснётся. Закрываю глаза, вспоминая, как совсем недавно нежилась в его крепких объятиях. Проваливаюсь в дрёму и кажется сквозь сон, что Макс обнимает меня. Его рука поглаживает спину и это так здорово. Не хочу просыпаться.
Максим
Я помню сильный удар, сминающий кости и отбрасывающий меня в темноту. Я слышу её плачь, признание в любви, обещание никогда не уходить. Хочется кричать: «Я согласен!», но не могу произнести ни слова. Не знаю сколько нахожусь в этой пустоте, просыпаюсь от тяжести на груди и нежных поглаживаний. С трудом поднимаю руку и глажу Дашу по спине.
— Моя, — пытаюсь сказать, но вырывается только тихий скрежет. — Только моя.
Дарья приподнимается, с неверием смотрит на меня и глаза блестят от слёз.
— Макс! Милый! Любимый! Мой! Никогда не отпущу! — судорожно гладит лицо, боясь поверить. Спрыгивает с кровати и выбегает за дверь.
— Очнулся! Срочно врача! — слышу её крик. Сирена тише кричит.
В палату вбегает врач и медсестра. Пощупав, посмотрев, задав несколько глупых вопросов и удостоверившись, что мозг в голове не прокис, назначают на завтра обследование. Выказав радость на моё возвращение покидают палату и оставляют нас с Дашей одних.
— Учти. Я запомнил твои обещания, — произношу, осушив стакан с водой. — Теперь никуда тебя не отпущу.