Полюби меня
Шрифт:
– Это ты заплатила за то, чтобы в квартиру Киры проникли?
– холодно спросил он на языке итхисов.
– Я не знала, я не знала, что моя девочка поселилась у эдоэртэ!
– заголосила Аделина, по ее щекам потекли слезы.
Александр превратился в натянутую струну, казалось, он вот вот ударит мать. Но он глубоко вздохнул и сказал:
– Сегодня ты чуть не убила родную дочь. Тебе жить с этим знанием.
Затем он заговорил по-русски:
– Мы с Кирой уходим. Артур - он посмотрел на брата.- Пожалуйста, позвони мне, как только сестра очнется.
Артур кивнул. Его взгляд был тяжелым и растерянным,
– Знаешь, что самое страшное?
– спросил он у меня тихо.
– Что?
– То, что, когда мама сказала, что нападавшие должны были убить тебя, я на секунду обрадовался, что на твоем месте оказалась Аэриса.
Глава 10
– Ты можешь не уезжать?
– спросил меня Александр, когда мы сели в машину.
Из-за всей этой кутерьмы с Аэрисой, я едва не забыла про свой отъезд. Вещи были не собраны, в квартире снесены замки. Оставлять любимого с грузом предательства своей матери и больной сестрой было особенно тяжело, еще эти итхисофобы бродят где-то рядом. Я уезжала из полной разрухи, будто бы сбегала. Но мне необходимо было поговорить с мамой. Я посмотрела на сосредоточенного за рулем Александра, сказала:
– Это только на два дня.
Он гнал от восходящего солнца, легкомысленно заявив, что плюс минус десять тысяч на штрафы для него не имеют значения. Меньше, чем за 10 минут мы оказались около моего подъезда, даже входить внутрь мне было неприятно, не говоря о том, чтобы оставаться дома.
– Хорошо, я подожду, пока ты соберешься, и мы поедем ко мне.
Вот так все просто, я не успела подумать, а Александр уже решил. И решил все правильно, как бы это сделала я. Спать в своей квартире я сегодня не смогу, кровь Аэрисы еще наверняка не высохла на кафеле в моей ванной. Но вещи нужно было взять. Солнце встало, скоро люди, сонные потрепанные начнут выбираться из своих домиков, садиться в машины, ехать на любимую или ненавистную работу.
Я быстро собирала одежду, практически ногами заталкивая ее в сумку. "Мыслить практично, Кира, мыслить практично". Приговаривала я себе. Съездить в Октавию, поговорить с мамой, избежать встречи с Аэрто, вернуться к Александру. О погоде в Октавии я была осведомлена очень слабо, знала лишь, что там было гораздо холоднее, чем в Москве. Железный занавес в государстве скрывал его даже от спутников вездесущего Google maps. Черное пальто свернулось и отправилось в чемодан. Брюки и одно строгое платье и туфли я также запихнула внутрь. Дверь я прикрыла кое-как, из ценного в квартире был только мой ноутбук, его я взяла с собой. Плюс у меня стоял унитаз почти за сотню тысяч, но его из квартиры не вынести. Чемодан на маленьких колесиках я выкатила из подъезда. Огляделась на негостеприимную высотку, которая так и не стала мне домом. Удивительно, что никто из соседей не среагировал, никто не пришел на помощь. Они видимо вздохнут спокойно, осознав, что меня какое-то время не будет.
Александр вышел, от рассветного солнца волосы его сияли как нимб, он поставил мой чемодан на заднее сиденье.
– Сколько у времени у тебя осталось на сон?
– спросил он меня, электронные часы его показывали шесть утра.
Я прикинула время вылета и дорогу до аэропорта.
– Часа четыре на сон есть.
– Хорошо.
– До его дома мы ехали уже спокойней. Алекс не очень хорошо видел при дневном свете, а солнечные очки, что обычно лежали в его бардачке, он отдал накануне брату.
Мы молча поднимались в лифте. В стеклянных дверях отражалась моя уставшая физиономия, по бледности я уже почти догнала Александра, нужно возобновить привычку делать пробежку на улице.
– Я вернусь очень скоро.
Наши руки переплелись, словно по собственной воле. Его ладонь - сухая, очень большая и теплая казалось мне якорем в этом безумном мире. Знаю, и у него сейчас наверняка было подобное чувство.
Когда мы вошли в его апартаменты, то первым делом в глаза бросился спящий на диване Элио. Его черные волосы живописно свисали с края дивана. Он немного вздрагивал во сне. Видимо приехал к другу, услышав о произошедшем, и так и не дождавшись его - уснул. Элио оставался самым красивым мужчиной, которого я когда либо видела. В нем не было первобытной силы Александра, королевского величия Аэрто или мальчишеского шарма Артура. Элио словно и не рождался на этой земле, а был создан древними богами, чтобы показать смертным на что они способны. Я взяла плед и укрыла его, заботливо подоткнув одеяло. Александр смотрел на это, стиснув кулаки. У нас с Элио могла случиться история, могла - но не произошла. И уже никогда не произойдет.
– Видимо он узнал про случившееся с Аэрисой и приехал успокоить меня.
– предположил Алекс. Он провел по тому же месту моей руки, которым я случайно коснулась его друга. Это проявление ревности было столь явным и наивным, что уголок моих губ дернулся в грустной полуулыбке.
– Выдашь мне одну из своих футболок?
– тихо спросила я у Александра. Он, конечно, может сопротивляться, но спать я сегодня буду с ним. Мне предстоит несколько очень тяжелых дней, и я считаю, что заслуживаю кусочек Даскара.
Из стопки сложенных футболок он мне выдал одну, и я точно знала, что она будет доставать мне до середины бедра. Мужские футболки - самый удобный вид ночной рубашки. Держа у груди светло голубую футболку, он вдруг немного замялся и неуверенным, столь несвойственным для него, тоном произнес:
– Кира, я понимаю, здесь много спален. Но ты не могла бы сегодня остаться здесь. Иначе, я, наверное, не усну.
Я согласно закивала. Можно было бы построить из себя добродетель, но Кира Белова никогда добродетельной не была.
Очень быстро я вымылась с головой. Александр наверняка воспользовался второй ванной комнатой, отжала волосы и запрыгнула к нему в постель.
Секретарша в кровати босса - картинка клишированная, вот только босс - итхис, убитый горем, и никакой постельной сцены не предстоит. Если я конечно удержу себя в руках и не изнасилую вышестоящее начальство.
Я накрылась одеялом и свернулась в клубок, когда он вошел в спальню. Свет был выключен, жалюзи закрыты. Тьма в комнате царила как ночью, и хотя я знала, что его кожа в этой тьме почти сияет, я не смела открыть глаза. Слишком сильно я люблю его.