Полжизни за неё…
Шрифт:
***
Он не хотел сохранять в себе это состояние, но ведь для него с самого начала не была секретом доступность Жанны для страждущих представителей мужского племени. Возможно, поэтому она часто избегала смотреть Останину в глаза. Впрочем, не исключено, что это происходило без сколько-нибудь веских оснований. Так или иначе, в первые месяцы их совместной жизни несколько раз случалось, что она не являлась домой ночевать. И, похоже, не видела ничего особенного в подобном поведении; она просто привыкла так жить, маленькая блудливая кошка. Не было никаких особенных интриг, никаких хитроумных комбинаций; всё предельно ясно, примитивно, как тухлое яйцо, и оттого вдвойне пошло… Останин, конечно же, не мог сдержаться, закатывал
– Ударь меня ещё раз, если хочешь, – громкой скороговоркой, точно пыталась связать его отчаянным заклинанием, заговорила Жанна, не отпуская Останина, прижимаясь к нему всё крепче. – Давай, ну же! И тебе, и мне так будет легче! Ударь, прошу тебя, я ведь заслужила, я всё понимаю!
Но он ни о чём подобном теперь не мог и помыслить. Потому что от слов, от слёз, от рук Жанны его бросило в жар, в невесомость, это была etat cru 16 страсти, – и непостижимым образом жалость в его душе вдруг перетопилась в нежность, густо замешанную на вожделении. О, это было стремительное, волшебное, не поддающееся никаким объяснениям превращение! Останин оторвал от себя её руки и тоже опустился на колени. Схватил Жанну за плечи, резким движением повалил на спину, стал покрывать жадными поцелуями её лоб, губы, щёки, шею. Затем – срывая одежду – изголодавшимся хищником набросился на её упругие груди с розовыми кружками вокруг сосков, на гладкий молодой живот, на упругие бёдра, не замедлившие порывисто податься ему навстречу…
16
etat cru – квинтэссенция (франц.)
Через несколько секунд-минут-часов-дней-какая-разница-если-времени-больше-не-существовало – они уже катались по полу, осыпая друг друга неистовыми ласками. И – конечно же – он позабыл обо всём на свете, когда наконец сорвал с Жанны трусики и вошёл в её горячее лоно. Дальнейшее можно уподобить шторму, цунами, стихийному бедствию, от которого нет спасения. Пространство взорвалось неисчислимыми степенями свободы, мироздание рассыпалось в прах, осталось только её тело, изгибавшееся и вздрагивавшее, и растворявшее Останина в себе.
Знакомая картинка, такая близкая сейчас в памяти и такая далёкая одновременно: он сверху, она снизу… потом она сверху, он снизу… И далее – нескончаемое повторение, теловращение, борьба и единство противоположностей.
Да уж, плотские чувства – независимо от степени своего накала – имеют намного больше горизонтальных свойств, нежели вертикальных, с этим не поспоришь.
…После того случая Жанна перестала исчезать по ночам.
Несколько дней она была тише воды ниже травы. Казалась другим человеком. Словно её подменили. А затем всё вернулось в нормальное (так ему казалось) русло.
Со временем у Останина пропало ощущение, будто он испытывает страсть к дикому животному, похотливой самке, которая только и помышляет о том, как бы удрать из неволи в лес, к себе подобным, и, прибившись к первой попавшейся стае, приняться дарить свою плоть как можно большему количеству самцов.
Но когда Жанна ушла от него, это ощущение вернулось.
Невозможно избавить человека от пороков, если он цепляется за них изо всех сил, пусть даже помимо своей воли. Хотя само понятие порока весьма относительно. Останин читал о таком явлении, как «быстрое спаривание», широко распространённом в животном мире даже среди моногамных пар. Например, чайка после оплодотворения своим постоянным партнёром-самцом сидит в гнезде, приняв позу приглашения к спариванию, и позволяет – в скором темпе, без предварительных ухаживаний – соединяться с собой чужим самцам, всем желающим, без разбору. Похожим образом ведут себя и воробьи, и собаки, и обезьяны… Да и люди не являются исключением. У большинства народов в пору язычества существовали праздники, во время которых как бы отменялись супружеские отношения: каждому позволялось выбрать себе разового партнёра, а то и до свального греха доходило. Всё по законам животного мира – так сказать, маленькая дань инстинктам, доставшимся человеку в наследство от его далёких предков, proprium 17 биологического кварка, стремящегося любой ценой продолжить себя, устремив остриё вектора в иллюзорную бесконечность.
17
proprium – непременное свойство (франц.)
Сторонним умом легко выводить кривую рассуждений о закономерности женских измен. Однако если дело касается тебя лично – тут уж не до причинно-следственных связей; законы детерминизма и соображения общеприродного смысла мигом слетают прочь, как пожухлые листья под порывом студёного ноябрьского ветра.
Противно, противно…
Нет, не надо себя жалеть, это абсолютно контрпродуктивное чувство, оно ведёт в тупик. Надо делать выводы. Отбросить прошлое и забыть. Только так, и никак иначе. Слишком всё у него с Жанной вышло криво для благополучного продолжения.
Подумаешь, незадача: произошёл слом привычного быта, который и бытом-то в полной мере не назовёшь – так, обношенная бытовушка плюс секс с приходящей юницей. Сущий мизер.
Пора браться за ум и начинать трезво смотреть на вещи. Пора вытряхнуть из своей головы тяжёлые и бессмысленные, нескончаемо цепляющиеся друг за друга фракталы прошлого, оставить их за бортом. Сразу не получится? Что ж, пусть не сразу, черепашьим темпом, но стремиться к этому следует. Минуют годы, затуманятся, а затем и вовсе улетучатся подробности его воспоминаний о Жанне – останется общий фон, пыль, серая рябь времени. Это будет совсем иная жизнь, до которой ещё очень долгий путь… По крайней мере, других вариантов слепой фатум Останину не оставил. Единственная степень свободы, которая доступна ему теперь, – муторная, но неминуемая тропа отрицания.
Глава третья
Ты знаешь, с наступленьем темноты
пытаюсь я прикидывать на глаз,
отсчитывая горе от версты,
пространство, разделяющее нас.
Иосиф Бродский
Если жизнь что-нибудь даёт, то лишь для того чтобы отнять.
Артур Шопенгауэр, «О ничтожестве и горестях жизни»
Хуже нет, чем пытаться одержать верх над самим собой, когда сила и противосила равны. Такая борьба истощает, поскольку она невыносимо тяжела, а результат абсолютно сизифов.
Это было словно кара. Несправедливая, непрерывная, нескончаемая.
Кара, не подлежащая отмене.
Странно всё устроено в мире. Для одних любовь – это благо и награда за… что? За какие заслуги? Да не важно. Ни за что, просто так. Главное, что эта награда желанна и утешительна. А для других любовь – наказание и пытка без малейшего шанса на спасение. И непонятно, в чём критерий, кому достанется плюс, а кому – минус. Обидно.
Нет, он не должен называть своё чувство к Жанне любовью. Это нечто совсем иное. Вероятно, именно в подмене понятий всё дело, в фатальном сдвиге смыслов. Останин расслабился, взрастил в себе завышенные ожидания – и вот результат.
«Хотя чего особенного я ждал-то? – пытался оправдать он себя. – Ведь не собирался вести её под венец, в самом деле. Не думал о плохом, но и планов никаких не строил, довольствовался тем, что имел».
Однако эти оправдания не казались ему убедительными.