Ползучее слово
Шрифт:
Тут он выдал будущему подчиненному коммерческую тайну – оказывается, Иван Пирогов, украшение клиентского списка, навеки перестал творить, потому что в возрасте девяноста двух лет его постигло старческое слабоумие. Если это обнародовать – то покупатели заподозрят и другие каверзы в списке, так что агентство можно будет выкупить по дешевке.
– Понял! – воскликнул Патермуфий. – А у нас уже тридцать семь!
– Откуда столько?!?
Патермуфий уставился на Аристарха – по молодости он еще не знал настоящего похмелья и не понимал, что
Он приходил еще несколько раз – получал инструкции. Через неделю выкупленное им на свое имя агентство перечислило на промежуточный счет полиции правопорядка пятьдесят две тысячи абрикосов, и Аристарх вышел на свободу.
Секретарша Инесса встретила его как-то подозрительно – словно бы он уже не был шефом.
– А теперь объясни, откуда взялись эти бешеные деньги! – потребовал Аристарх у Патермуфия, вальяжно восседавшего за его собственным столом.
Патермуфий вывел на принтер некий документ и протянул Аристарху шесть листов распечаток.
И Аристарх уставился в список, который озадачил бы любого психиатра: амфибрахий, аналогий, апирексий, диарей, мицелий… Он глянул на последний лист – там посередке обнаружился «рептилий».
– Патермуфий, это что такое!?
– Это деньги, Аристарх, – без излишнего почтения отвечал парень.
Все было более чем просто – все было элементарно, и Аристарх сам бы просек ситуацию, если бы чуть внимательнее прислушался к словам Патермуфия в первую их встречу.
Человек не в ответе за свое имя. Какое дали – такое и носит. Но если в наше время кто-то таскает имя «Патермуфий» – то у него на лбу написано, что имечко подогнал «Именослов», а мама согласилась, потому как бесплатно.
Сперва Патермуфий в ответ на издевки пускал в ход кулаки. Потом решил: вырасту, заработаю денег и поменяю. Потом даже как-то смирился и выучился с гордым видом объяснять, что назван в честь преподобномученика Патермуфия Египетского, а не абы какого Эдуарда или Альберта. Кончилось психологическим казусом – он начал искать общества себе подобных, у него завелись друзья Панхарий (Пашка, мученик, римский, по-гречески – «всем милый»), Гликерий (Глюка, священномученик, никомидийский, «сладкий»), Амфилохий (Филя, истории имени сам не знает, а значит оно «сидящий в засаде»).
С ними он чувствовал себя комфортно.
И когда похмельный Аристарх принялся выкрикивать: «Рептилий! Рептилий!», Патермуфий подумал сперва, что это человеческое имя. Еще один несчастный мается поблизости, обреченный на издевательства только потому, что вечность назад жил некто с таким вот удивительным прозвищем и оставил о себе память… взять его в компанию, что ли?..
Ровно несколько секунд ушло на осмысление этой дури.
И тут же стало ясно, как бороться с собственным именем.
Не отказываться от него нужно было, нет, не стирать с себя клеймо благотворительности, а довести ситуацию до абсурда. Конкурс на филфак зашкаливает за шестьсот человек на место – это да, но есть люди, которые желают зарабатывать на жизнь не охраной авторского права, а совсем иными способами. И всем им предстоит стать узкими специалистами, то есть знать все – о немногом, и очень мало – обо всем прочем. О биологии, например.
Рептилий – это звучит гордо!
Использование научных терминов в качестве наименований законом регламентировалось, но касалось это в основном физики и химии. Когда Патермуфий сунул нос в биологию, то обнаружил жалкий список слов, за которые следовало платить. Прочие, выходит, были практически бесплатны! Патермуфий тут же связался с соответствующей комиссией и выкупил права на «рептилия», а в службе контроля за новыми формами зарегистрировал это слово в его мужском варианте. Примерно так же он поступил еще с двумя сотнями странных, но благозвучных научных терминов, и, наконец, запасся справкой из Лингвистической академии о том, что имя и наименование – суть синонимы, обозначающие одно и то же явление. А что? Лингвистическая академия еще и не такие бумажки выдавала.
Со всеми вышеупомянутыми документами он отправился в Регистр филологических заявок и, уплатив тысячу абрикосов, как и рассчитывал, стал единственным держателем кучи новых эксклюзивных имен. С условием – на каждое выдавать не более десяти лицензий.
Осталось только дать рекламу и сыграть на понижение.
Для первых двадцати клиентов он выставил цену даже ниже пошлины на общеупотребительное имя. Когда его спрашивали о тайном древнегреческом смысле новых имен, он выкручивался, как умел. Тот же «рептилий» был им переведен как «волнообразный». И уже приобретен двумя изысканно одетыми молодыми людьми в качестве второго имени для семейного и клубного употребления.
Со словом «диарей» пришлось покрутиться – пока Патермуфий не вспомнил Бриарея и прочих древних титанов, враждовавших с олимпийскими богами, и всю наворованную терминологию, не задумываясь, производил впредь от этих самых титанов – кто их, в самом деле, раскапывать примется?
На всякий случай он запустил рекламу: титаническое имя дает владельцу поистине титаническую силу, понимайте как хотите.
Аристарх слушал и тихо ойкал.
Наконец доклад, при котором докладчик сидел, а слушатель все еще стоял перед ним, закончился.
– Ты здорово поработал, парень, – сказал Аристарх. – И то, что ты меня выкупил, я никогда не забуду. Я буду платить тебе двести… нет, двести пятьдесят абрикосов в месяц.
– Кажется, мы не поняли друг друга. Это я буду платить вам пятьсот… нет, четыреста пятьдесят абрикосов в месяц, – ответил Патермуфий. – Я вас знаю, вы человек надежный. Выплаченные за вас пятьдесят две тысячи скоро окупятся. Да, и отдельно по пять сереньких – за «Рептилия». Когда я в детстве читал про всех этих великомучеников, то понял: неблагодарность – страшный грех.
И Аристарх со вздохом согласился.
Рига, 2004