Поменяемся?
Шрифт:
От сорокаградусных напитков у меня хватает ума отказаться. А то вдруг Лиане взбредёт в голову ещё во что-нибудь сыграть. Боюсь, тогда праздник обречён на бесславное окончание.
К моменту, как Лиана и Рафаэль возвращаются в дом, я успеваю осушить фужер и немного успокоиться. Помогает моя привычная мантра: «Ничего страшного не случилось». Об остальном я подумаю потом.
— Вы в такой дубак сексом занимались? — ляпает Денис, глядя на них.
— А это не твоё дело, — весело произносит Лиана и, плюхнувшись на стул, показывает
Кончики моих ушей начинают печь так, что в воздухе вот-вот запахнет палёным. Сглотнув, я смотрю в тарелку с надкусанным шашлыком, ощущая нестерпимое желание отлупить Дениса чем-нибудь тяжёлым, а потом то же самое проделать с Рафаэлем.
— Я что-то так спать хочу, — Витя опускает голову мне на плечо. — Без тебя так хреново спится.
Почувствовав жгучее внимание с противоположной стороны стола, я вскидываю подбородок и нарочито громко произношу:
— Да, я тоже. Скоро пойдём.
Но долго торжествовать мне не удаётся.
— Ваша комната на втором этаже, в конце коридора, — с улыбкой феи-крёстной произносит Лиана. — Только с нашей не перепутайте. Там сумка Рафа на кровати стоит.
Так тяга к членовредительству трансформируется в желание убивать. Кое-как высидев ещё двадцать минут и опорожнив ещё два бокала, я объявляю, что моя высокопоставленная персона устала и готова отчалить в покои. Это, кстати, цитата. Да, напилась я прилично.
Назначенную нам комнату помогает найти Витя, поднявшийся за мной следом. Было бы смешно по ошибке забраться в комнату Лианы и Рафаэля и улечься там. А когда они бы, смеясь и обнимаясь, вошли, выкрикнуть: «Эй, а может, поменяемся по старинке?»
Это шутка, конечно. Больше я на такое не подпишусь. Ни за что.
— Я в душ, — привалившись к косяку, Витя смотрит на меня взглядом опытного искусителя. — Или ты хочешь первой?
Мотнув головой, я падаю на кровать прямо в одежде.
— Сильно не намывайся. Секса всё равно не будет.
Витя непонимающе хмурится.
— Почему?
Я обнимаю руками подушку и закрываю глаза.
— Будем считать, что у меня сегодня критические дни.
54
Утро ожидаемо оказывается паршивым. Просыпаюсь от головной боли и того, что пояс джинсов врезается в переполненный мочевой пузырь. Ненавижу просыпаться во вчерашней одежде и с макияжем. Сразу чувствую себя киношной героиней-неудачницей, имеющей проблемы с мужчинами и, как следствие, с алкоголем.
Осторожно перевернувшись набок, оценивающе оглядываю соседнюю половину кровати. Витя, в отличие от меня, спит раздетым и под одеялом. Если мне не изменяет память, он и в душ перед сном сходил. Витя молодец, а я — не очень.
Фрагменты вчерашнего вечера закручиваются в тошнотворную мыслительную воронку. Карточка в моей руке, бокал белого сухого, Рафаэль, резко вышедший из-за стола… Холодный
Головная боль усиливается вместе с приливом тошноты. Рафаэль и Лиана спят в соседней комнате. «У неё день рождения, понимаешь?»
Превозмогая слабость, я выкатываюсь из кровати и на полусогнутых ногах тащусь в душ. В зеркало не заглядываю, чтобы пощадить и без того потрёпанное эго. Какое счастье, что у меня хватило ума приехать на своей машине. Быстро принять душ, выпить кофе и поехать домой. Вернее, к маме. Она обещала на выходных сделать мои любимые блинчики.
Блинчики — лекарство от любых бед. И от похмелья, и от неразберих в личной жизни, и от несанкционированных поцелуев.
Выскоблив себя до скрипа, я возвращаюсь в спальню. Там меня ждёт плохая новость. Проснувшийся Витя в трусах.
— Привет, — сведя к переносице брови, он выжидающе меня разглядывает. — Как самочувствие?
— Если скажу «хорошо» — совру, — признаюсь я.
— Ясно. А как спалось?
В голосе Вити совсем нет упрёка за то, что я категорично прокатила его с сексом, отчего моя латентная обида притихает. Выглядит он собранным и серьёзным.
— Отключилась, как только глаза закрыла.
— Завидую.
Я сочувственно улыбаюсь.
— Плохо спал?
— Ну, — подтверждает он с усмешкой. — Товарищи за стенкой мешали.
Пару лет назад врач выписал мне витаминную капельницу. Уж не знаю, что это были за витамины, но при введении жутко горело тело и моментами казалось, что писаю под себя. Вот сейчас те же ощущения. Пылает каждый сантиметр кожи, и хочется закрыться в туалете.
— Ясно, — отвернувшись, я начинаю копаться в сумке. — Я уеду сейчас. Надо поработать.
— Агния.
— Что?
Витя останавливается прямо за мной, напряжённо дыша.
— Твои каникулы слишком затянулись. Когда ты вернёшься домой?
Нет-нет-нет. Слишком много сложных мыслей для моей головы, отравленной перебродившим виноградом. Я чувствую себя самым несчастным человеком на свете и точно не готова обсуждать что-то настолько… Я вообще ничего не готова обсуждать.
— Мои каникулы закончились на десять дней раньше твоих, если ты помнишь. Так что не нужно на меня давить.
— Я просто скучаю.
— По мне или по собранным мной носкам? — Задёрнув молнию сумки, я оборачиваюсь.
Витя обиженно хмурится.
— Что за вопрос такой дурацкий?
— Просто у тебя сегодня носки разные, — я киваю на чёрный и тёмно-серый клубки, валяющиеся у изножья кровати. — Решила на всякий случай уточнить.
— Нам нужно поговорить как взрослые люди, — произносит он после продолжительной паузы.
Он прав, и на его месте я сказала бы то же самое. Но есть одна проблема. Мне хочется ещё побыть страусихой. Трусихой-страусихой, не желающей ничего решать.