Поменяемся?
Шрифт:
Вцепившись в толстовку Рафаэля в безуспешной попытке её стащить, я пячусь к столу.
Хрясь! Это мои колготки цепляются за подошву.
Бам! Это ботинки с грохотом откатываются в сторону.
— Пиздец меня несёт… — Оторвав от пола, Рафаэль с грохотом опускает меня на стол.
Я кривлюсь от боли. Чёртов степлер вонзился мне в крестец.
— Сними… — Я нетерпеливо дёргаю полы его толстовки. — Быстрее…
Стащив её через голову, Рафаэль снова впивается в меня поцелуем.
— Ты классно пахнешь… — Я чувствую, как он тянет вверх мой свитер, но не сопротивляюсь.
— Ты тоже, — его ладони ложатся мне на талию, почерневшие миндалевидные глаза скользят по лицу. — Пахнешь соснами и снегом. В детстве это был мой любимый запах.
В грудной клетке становится так тесно, будто на неё уселся кто-то тяжёлый. Рафаэль и сам не подозревает, как проникновенно умеет говорить… Наверное, потому что говорит он мало, но всегда предельно искренне. Сосны и снег — это определённо красивый запах.
Не найдя достойных слов в ответ, я требовательно притягиваю его к себе и, впившись в губы, шарю по поясу джинсов в поисках пуговицы. Порой нет лучшего способа выразить свои чувства, чем секс. Даже если это секс на рабочем столе в спущенных колготках и со степлером, впившимся в задницу.
57
Я всегда думала, что Витя для меня идеальный любовник, и наш секс — лучший из возможных. Он всегда знает, как и где меня потрогать, когда нужно замедлиться, а когда ускориться, чтобы гарантированно доставить меня к двери с надписью «Хэппи-энд».
Сейчас, на жестком столе, сложно ускоряться и замедляться, да и трогать там, где хочется, — тоже. Потрогал там, куда дотянулся, — и уже славно. Рафаэль придвигается ко мне плотнее. Его ладони жгут бедра, горячее дыхание прокатывается по шее. Рывок — он толкает меня к себе. Задохнувшись от наполненности, я впиваюсь ему в плечи. Думаю ли я в эту секунду, что официально изменила Вите? Не-а. Все мое существо занято только одной мыслью: член Рафаэля внутри меня — это просто потрясающе. В мире не существует ничего лучше, серьезно. И дело не только в его размере.
Новый толчок оказывается глубже предыдущего. Икеевский стол надрывно скрипит, аккомпанируя моему высокочастотному стону. Я зажмуриваюсь, окончательно выпадая из реальности. Оказывается, есть еще сколько чувствительных точек внутри меня… Господи, Боже… Спасибо природе за клитор.
— Тебе нормально? — Голос Рафаэля, глухой и прерывистый, греет мою щеку.
Я понимаю, о чем он в действительности спрашивает. Хочет знать, справляюсь ли я с его выдающимися габаритами.
— Всё классно, — шепчу я и в доказательство сама толкаюсь ему навстречу. То, что я миниатюрная, не значит, что в меня помещаются только зубочистки.
Рафаэль жадно всасывается в мой рот и начинает вбиваться в меня с новым рвением. Так быстро и сильно, что мне не остается ничего, кроме как исступленно стонать и крепко за него держаться. Нет привычных «ускорился-замедлился», как нет и дополнительной стимуляции пальцами. Есть голодный, первобытный секс на выживание, в котором я со скоростью лыжника-олимпийца
Толчок, и ещё один… Глубоко, туго, на пике… Кажется, будто чувствительнее быть не может. Твердые плечи, терпкий мужской запах, вкус соленой кожи, трение щетины, звуки сталкивающейся плоти и прерывистого дыхания, кипение в теле, скрип стола… Распахнув рот в немом крике, я лечу по тёмному тоннелю к табличке «Самый яркий оргазм в моей жизни». Увы или к счастью, Витя больше не мой лучший любовник. Три секунды, одна, две…
— Господи…, — лепечу я, впиваясь ногтями в плечи Рафаэля так сильно, что наверняка оставляю следы. — Я никогда не кончала так быстро…
Не переставая двигаться во мне, он касается моего виска влажным от пота лбом.
— Я тоже вот-вот… Это из-за ебучего дивана, может… Но скорее из-за тебя.
Тремя минутами позже я осторожно шарю по столу в поисках чего-то похожего на салфетки. Дыхание никак не приходит в норму, ноги трясутся, но при этом улыбка не сходит с лица. Я всегда улыбаюсь после секса. Эндорфины и все дела.
— Держи, — Рафаэль поднимает с пола свою толстовку и протягивает мне. — А то испачкал тебя.
— Ещё бы ты этого не сделал, у меня появилось много вопросов.
— Это да… Не подготовился… — Застегнув джинсы, он наблюдает, как я стираю с живота белесые подтеки. — Я же просто поговорить ехал. Остального не было в планах.
— Жалеешь? — уточняю я весело, будто не разревусь, если ответ окажется утвердительным.
Рафаэль хмурится.
— Вообще нет. Ты же сама всё видишь.
— Что, например?
— Ты знаешь меня много лет. И знаешь, что секса бы не было, если бы я не был уверен, что всё по-настоящему.
Закусив губу, чтобы не заулыбаться ещё шире, я протягиваю ему испачканную толстовку. Если Рафаэль это сказал, значит, так всё и есть. Для него всё действительно по-настоящему. Для меня, думаю, тоже.
— Предложение кофе ещё в силе, — напоминаю я, чтобы немного разрядить посткоитальную обстановку. — Будешь?
— Да, с удовольствием, — на его лице впервые появляется улыбка, тёплая, как солнце в морозный зимний день. — Сейчас это то, что надо.
58
«Доброе утро. Как спалось?»
Завидев имя Рафаэля на экране, я начинаю улыбаться до треска за ушами. Это даже лучше, чем профитроли на завтрак.
«Отлично. Моя старая кровать очень удобная, даже несмотря на то, что она меньше доски из «Титаника».
«Не совсем понял шутку. Но понял, что не кинг-сайз».
«Ты что, не смотрел «Титаник»?!»
«А должен был?»
«Ой, всё. Я и забыла, с кем говорю».
«Да, я за всю жизнь фильмов двадцать посмотрел от силы».
«Как твоё настроение?»
«Нормальное».
«Нормальное — это хорошее»?
«Да, очень».
«У меня тоже ?. Скоро поеду на работу».
«А я уже там. По пригородам мотаюсь с пяти утра».