Помереть не трудно
Шрифт:
— Кадет, — окрик был, как ушат воды на голову. — Перестань пялиться на даму.
Барменша громко расхохоталась. А затем обняла меня одной рукой за плечи, и проговорила ленивым басом:
— Не кричи на малыша, Альхен. Мне даже приятно… — и она потёрлась о мою щеку боком груди.
По-моему, я покраснел. Несмотря на отсутствие меланина, нехватку кровяных телец и прочую муру, щеки мои запылали, как пионерский галстук. Схватив ближайшую кружку с пивом, я погрузил нос в ароматную
Барменша довольно расхохоталась, и прижалась ко мне снова.
— Ты приходи ко мне, зайчик, — шепнула она прямо в ухо. — Тебе здесь всегда рады…
И удалилась. Неторопливо и победно. Как крейсер Аврора, только что расстрелявший Зимний.
— Вы понравились Жоржетте, — прищурился Владимир. — А это дорогого стоит.
— Зато кроме неё я здесь никому не нравлюсь, — вздохнул я.
После демонстрации, устроенной барменшей, враждебных взглядов поуменьшилось, но аура настороженности всё ещё висела в воздухе.
— Экий ты нежный стал, кадет, — крякнул Алекс. — Срамишь меня перед державами…
— Не кручиньтесь, молодой человек, — не обращая внимания на Алекса, утешил Владимир. — Ну подумаешь — стригой. У всех свои недостатки.
И он многозначительно покосился на вернувшегося Митроху. Выглядел парень точно так же, как до перекидывания, только был босиком.
— Обуйся, горе ты моё, — буркнул Владимир. А потом посмотрел на Алекса. Последовал безмолвный обмен информацией, из которого можно было вынести, что ученики — те ещё занозы в заднице.
— Так что привело вас в Петербург? — наконец спросил шеф. Вслух. — Поначалу я решил, что ты просто соскучился, но увидев твоего спутника…
— Это мой клиент, — пояснил Владимир, отпивая из кружки. На верхней губе его образовались пышные усы из пены, и он промокнул их белоснежным платком. — Точнее, сын клиента. Я его охраняю. И раз уж мне пришлось ехать к тебе, пришлось взять парня с собой.
— Так что случилось, мой друг? — Алекс тоже пригубил пива. Слегка. И никакой пены на губе у него не осталось.
— В Москве кто-то убивает оборотней, — вздохнул Владимир. — И нам нужна твоя помощь.
Глава 2
— Значит, мы едем в Москву? — спросил я, когда мы с Алексом подъезжали к дому.
Новый знакомый Владимир с нами ехать отказался: обещал мол, подопечному Питер показать. Было около трёх пополуночи, когда мы вышли из Заупокоя. Шеф послал меня подогнать Хам, и последнее, что я помню — высокая фигура в кепке идёт посреди пустого проспекта, ведя на поводке громадного волка…
— Давненько я не бывал в первопрестольной, — довольно улыбнулся шеф. — Погреться на солнышке — там уже сирень цветёт. А какие ночные экскурсии…
— Вы имеете в виду, — осторожно спросил я. — Те же экскурсии, что и здесь?
Алекс сел прямо и посмотрел с предубеждением.
— Нет, блин, Третьяковки я давно не видел.
— Ага, ага… — я понятливо покивал. На самом деле, ничего не понимая… — А Владимир — это тот, о ком я думаю?
— Володя — это Володя, — отрезал шеф. — Что бы ты там себе не думал. Паркуйся давай, на Сапсан опоздаем.
Кроме прочего, новый знакомый снабдил нас билетами на поезд. Отправление — пять сорок пять утра.
Это означало, что ни сегодня, ни вообще в ближайшее время с Мириам я поговорить не смогу…
— Не переживай, мон шер, — Алекс похлопал меня по плечу. — Всё образуется, — он словно бы угадал мои мысли. — В Сапсане мы с тобой позавтракаем… Говорят, у них там чудесный вагон-ресторан. Потом — поспим. А когда проснёмся — всё будет по-другому. Это я тебе обещаю.
Особняк по ночному времени был пуст, так что ни расспросов, ни разговоров. Мы быстро собрались — Алекс успел черкнуть пару строк девочкам, прилепив послание магнитиком на холодильник, — и вновь вышли на крыльцо, ожидая такси.
Закурили. Я меланхолично подумал, что надо бы запастись сигаретами, а потом вспомнил, что в Сапсане курить нельзя. Огорчился. А потом огорчился ещё раз — месяц назад меня, как некурящего, такие вопросы попросту не волновали…
— А что, в каждом городе есть свой… экскурсовод?
Время тянулось медленно. А мной овладел «дорожный мандраж». Хотелось уже сесть в вагон, ощутить стук колёс, равномерное покачивание поезда, спросить у проводницы чаю и смотреть, смотреть в окошко на пробегающие поля…
— У нас это называется дознаватель, — к ногам Алекса жался некрупный саквояж, в котором помещались разве что бритвенный прибор и пара белья. — А вообще… — он пожал плечами. Словно бы говоря: монстрам без разницы, где жить: в столице, или провинциальном Бобруйске.
— И что они… так же, как мы с вами?
— По-разному, — пожал плечами шеф. — В меру фантазии.
Признаться, до конца я этого так и не понял. Из полунамёков и оговорок выходило, что некоторым из ныне живущих — таким, как Гиллель, отец Прохор и мой непосредственный начальник — век отпущен гораздо более долгий, чем другим.
Впрочем, в живучести шефа я убедился сам. Я видел, какую рану оставил в его груди Лавей. Я точно знал, что с такими ранами не живут. И тем не менее — факт. Про святого отца я вообще не знаю, что и думать… Там, в подземелье, мне явственно виделась высокая, чуть сутулая фигура глубокого старца, с бородой, в монашьей скуфейке… Но это была всего лишь тень на стене.
Раздался громкий в ночи шорох шин, и такси призывно мигнуло зелёным маячком. Мы спустились с крыльца.
— Погодите, — я вдруг понял, что не давало мне покоя. — А как же мы без оружия? В поезд-то поди, с пистолетами не пустят…