«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIХ века
Шрифт:
Поэтому, возможно, несколько ритуальные, но вполне искренние и необходимые выражения благодарности всем, кто так или иначе причастен к появлению этой работы, начну с родной кафедры истории Украины исторического факультета Днепровского национального университета имени Олеся Гончара – с кафедры, сотрудникам которой я безмерно благодарна за широкую поддержку, заинтересованное обсуждение на научных семинарах, в кулуарах, на конференциях, за теплые человеческие и профессиональные отношения, вызывавшие чувство ответственности перед дорогими коллегами и одновременно уверенности в возможности реализовать проект.
Не могу не упомянуть с благодарностью и родной исторический факультет, который своими научными традициями, атмосферой доброжелательности и заинтересованности не давал в сложную минуту опустить руки и прекратить вспахивать поле интеллектуальной и аграрной истории. «Виновниками» этой книги считаю также студентов-историков, на которых «проводились испытания», и всех коллег, окружавших сочувствием и подбадривавших меня.
Откровенную благодарность испытываю и к любимому научному руководителю, научному консультанту профессору А. К. Швыдько – не только за то, что в свое время она резко изменила мой жизненный путь и «вывела в люди», но и за многолетний пример научной честности, настойчивости, за взгляд, исполненный ожидания и чрезвычайно деликатно стимулирующий, за помощь в создании книги.
Отдельная благодарность моим внимательным и снисходительным рецензентам – профессорам А. Г. Болебруху, С. И. Посохову и члену-корреспонденту
Также чувствую душевную потребность с благодарностью вспомнить тех, кто помогал собирать материалы, копировать их в других городах и странах, – С. В. Абросимову, В. М. Бекетову, Л. Н. Лучку, М. А. Руднева, Т. В. Портнову, И. А. Кочергина, С. И. и Л. Ю. Посоховых (Харьков), А. Н. Острянко (Чернигов), Е. А. Вишленкову (Москва), Наталью Доброгорскую, Наталью Борисенко, Альберта Венгера, Наталью Суреву (Санкт-Петербург), работников Института рукописи Национальной библиотеки Украины имени В. И. Вернадского, Черниговского исторического музея имени В. В. Тарновского, и особенно И. М. Сытого, сотрудников Государственного архива Полтавской области, Отдела рукописей Российской национальной библиотеки (Санкт-Петербург).
За материальную и организационную помощь, «приют и стол» в моих многочисленных путешествиях благодарю многолетнего директора Центрального государственного исторического архива Украины в Киеве и заботливого друга Л. З. Гисцову, Т. И. Ищенко, директора машиностроительного техникума в Санкт-Петербурге В. Н. Слепцова, декана исторического факультета Черниговского национального педагогического университета имени Т. Г. Шевченко А. Б. Коваленко, Наталью Котову (Одесса), Галину Утешеву, Александру Сичкарь, Александра Мартыненко, Инну Быкову. Л. Ю. Жеребцову и Евгения Петренко искренне благодарю за придание рукописи книжного вида.
Особые душевные чувства выражаю моему другу, одному из первых читателей и строгому критику Е. А. Чернову за выставленную высокую «планку», на которую я по мере возможности пыталась ориентироваться.
И напоследок о «тылах», которые олицетворяет моя большая семья Литвиновых-Журба-Васюковых. Спасибо моей дочери, Екатерине Литвиновой, – не только за любовь, понимание и терпение, но и за помощь в выполнении данного проекта, особенно за составление именного указателя. Моя безмерная благодарность – Олегу Журбе, моему любимому мужу, другу, коллеге, который не только взял на себя основные жизненно-хозяйственные тяготы. Без его научного сопровождения (поиск, копирование материалов, советы, «семинары»), доброжелательной критики первого читателя и одновременно настойчивого побуждения к завершению книги я вряд ли решилась бы пройти этот путь. Низкий поклон родителям моего мужа, Александре Кузьминичне и Ивану Ивановичу Журбе, который, к сожалению, не дожил до этого времени, как и мои родители – Надежда Матвеевна и Федор Викторович Бабенко, которые порадовались бы за меня. Поддержка и участие всех моих родных и близких особенно дороги.
Работа над этой книгой велась в течение нескольких лет, и, безусловно, все это время как в научном, так и в житейском смысле ориентиром и опорой для меня были многие хорошие люди, которых хотелось бы поблагодарить, как в том числе и неизвестного мне изобретателя стиральной машины-автомата (думаю, женщины-ученые особенно хорошо меня поймут).
ГЛАВА 1. ОТ ЗАМЫСЛА К ЦЕЛИ (ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ)
Тема этой книги, как ни странно, определилась, пожалуй, несколько десятков лет назад, когда мои родители, как и многие днепропетровцы, получили новую квартиру на теперь одном из главных городских проспектов – под названием «Имени газеты „Правда“» 5 , в просторечии именуемом Правдой. С того времени для многих горожан стало и даже сейчас остается вполне привычным «жить на Правде», «работать на Правде», «гулять по Правде», «проезжать по Правде», «переезжать Правду», «вспоминать Правду»… Это слово настолько прочно запечатлелось в моем сознании, что и в научных занятиях без него стало трудно обходиться.
5
С сожалением вынуждена отметить, что совсем недавно, в рамках так называемой декоммунизации, этот проспект был переименован и получил несколько странное название «Слобожанский».
Но оставлю иронию в стороне. Прочитав название книги и эпиграфы к ней, читатели вполне резонно могут спросить: о чем идет речь? при чем тут Шекспир, «Русская правда», «Комсомольская правда» и как все это связано с «правдой помещичьей»? Эти предполагаемые вопросы подталкивают к тому, чтобы сделать некоторые пояснения относительно авторского замысла с надеждой несколько предвосхитить и другие вопросы, которые могут возникнуть у тех, кто решится прочитать этот текст.
Заголовок книги – «Помещичья правда» – не просто элемент интриги и попытка поймать читательское внимание. Это сознательное стремление пристальнее присмотреться к тому социальному слою, которому долгое время фактически было отказано в праве на свою «правду». Дворянство на нашем пространстве долгое время воспринималось в общественном сознании как сословие ретроградов, которое оказывало сопротивление прогрессивному развитию общества, выступало противником любых реформ, задевавших его интересы. Такая устойчивая традиция, для которой, как отмечал Ю. М. Лотман, характерна прочная укорененность «очернительского» 6 отношения ко всему, к чему добавляется эпитет «дворянский», сформировалась не без помощи художественной литературы XIX века: произведений И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, Г. Ф. Квитки-Основьяненко, Н. В. Гоголя, Марко Вовчка, И. Я. Франко 7 .
6
Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). СПб., 1998. С. 15.
7
С. А. Экштут назвал культуру пореформенной России логоцентрической, поскольку «господствующие высоты интеллектуального пространства заняли и прочно удерживали мастера слова». Именно писатели были и продолжали оставаться «властителями дум». (Экштут С. Французская горизонталка, или Сексуальная революция, которую мы не заметили // Адам и Ева: Альманах гендерной истории. М., 2007. № 13. С. 74.) Однако российские литераторы не были так уж единодушны в своих оценках дворянства. Среди них находились и те, кто противостоял генеральному потоку. В частности, А. А. Фет в начале 1860-х годов категорически выступал против «присяжного русского литератора», потешавшегося над помещиком, будто над средневековым немецким vogelfrei (ущемленный в правах). В отличие от приверженцев литературной моды, поэт считал, что «дело землевладельцев всегда было делом великим», значительным для всего государственного организма, поэтому «пора и нашей отсталой литературе вспомнить это и отнестись к нему без задора бессмысленной и нелепой вражды» (Фет А. А. Из деревни [1863] // Фет А. А. Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство. М., 2001. С. 126, 131). Но, несмотря на убеждения поэта-«фермера», что «нельзя никакими риторическими воркованиями зашептать эту
Что характерно, и дворянство поверило в этот довольно негативный образ, за что, возможно, и поплатилось. Сами дворяне поверили, что их «правда» ошибочная, ненародная, поверили в свою вину, в то, что они, по словам Н. В. Гоголя, «не герои добродетелей», а «герои недостатков» 8 . Чувство вины привело к появлению типа «кающегося дворянина», позже – «кающегося интеллигента» 9 . Это было усилено либеральной публицистикой и так называемой народнической историографией в вихре «народнического поворота» 10 второй половины 1850-х – 1860-х годов, когда формировался «нарратив народных страданий», центральными темами-идеями которого были крепостное право, пасмурная, темная эпоха грубого насилия, унижения, надругательства над личностью и ее достоинством, мотив социального угнетения. Именно дворянин А. М. Лазаревский – который «не исследовал отдельно украинскую элиту как социальную группу» 11 , рассматривая, так сказать, «внутреннюю», повседневную жизнь народа, историю сословий Левобережной Украины, экономической борьбы, – заложил прочные основы историографической традиции изучения украинского дворянства под таким углом зрения 12 . Целый ряд его последователей, историков конца XIX – начала XX века, – Д. П. Миллер, И. В. Теличенко, О. И. Левицкий, В. А. Барвинский, А. Я. Ефименко, Д. И. Багалей и многие другие – были, по мнению Н. П. Василенко, «лишены какой-нибудь оригинальной мысли» и только лишь более или менее удачно группировали новый (либо не совсем новый) материал, иллюстрируя положения, заимствованные у Лазаревского 13 (не время подвергать сомнениям такую оценку творчества своих коллег, высказанную будущим академиком). Имелось в виду, что концептуальных изменений, кроме информационного приращения, в трактовке истории дворянства не произошло.
8
Российский гоголевед Б. В. Соколов привел фрагмент из письма писателя от 24 ноября 1849 года к харьковскому помещику К. И. Маркову, обвинявшему Гоголя в том, что в «Мертвых душах» изображен не русский человек в его повседневном труде и быте, а личности исключительные. Тут и было употреблено такое определение: «герои недостатков». (Соколов Б. В. Расшифрованный Гоголь. Вий. Тарас Бульба. Ревизор. Мертвые души. М., 2007. С. 263.)
9
Кантор В. К. Санкт-Петербург: Российская империя против российского хаоса. К проблеме имперского сознания в России. М., 2008. С. 265.
10
По аналогии с многочисленными «поворотами» в гуманитарных науках О. Б. Леонтьева вторую половину 1850-х – 1860-е годы определила как «народнический поворот». Автор также раскрыла механизм формирования «нарратива народных страданий» в эпоху Великих реформ. (Леонтьева О. Б. Власть и народ в зеркале исторических представлений российского общества XIX века // Образы времени и исторические представления: Россия – Восток – Запад. М., 2010. С. 870–872.)
11
Когут З. Проблеми дослідження української еліти Гетьманщини (1650–1830) // Когут З. Коріння ідентичності. Студії з ранньомодерної та модерної історії України. Київ, 2004. С. 31.
12
Оксана Забужко справедливо обратила внимание на первенство Т. Шевченко в обвинении украинской шляхты в измене «народу», на антишляхетские инвективы И. Франко, на упорную «демаскировку» А. Лазаревским «шкурнических интересов элиты», которые очень осторожно, учитывая «дух времени», пытался осадить даже «воинственно-бескомпромиссный» М. Драгоманов (Забужко О. Notre Dame d’Ukraine: Українка в конфлікті міфологій. Київ, 2007. С. 339). К этому ряду как не добавить П. Кулиша времен оформления украинского мифа? Да и в самом мифе – «…не знала Украина ни царя, ни пана…».
13
Василенко Н. К истории малорусской историографии и малорусского общественного строя // Киевская старина [далее – КС]. 1894. Ноябрь. С. 266–267.
Разработка такого образа продолжалась и в советской историографии, в контексте проблемы разложения феодально-крепостнической системы и зарождения буржуазных отношений, классовой борьбы, где краски сгущались, а определения становились более резкими – «крепостники», «угнетатели трудящихся», «плантаторы», «реакционеры» и т. п. 14 К тому же, по выражению Зенона Когута, «советские ученые не просто осуждали украинскую элиту, они прекратили ее изучать» 15 .
14
В широкое общественное сознание негативный образ дворянства активно внедрялся через кинематограф. Чего стоит, скажем, фильм о Тарасе Шевченко, роль которого гениально сыграл С. Бондарчук. Дворянство здесь приобретает прямо-таки карикатурный вид.
15
Когут З. Проблеми дослідження української еліти Гетьманщини. С. 33.
Справедливости ради следует сказать, что именно работы А. М. Лазаревского одновременно формировали двойственное восприятие украинской элиты. Именно он впервые обратил внимание на так называемых «прежних изыскателей малорусской старины», создав основу для дальнейших исследований, проведенных Н. П. Василенко, Д. И. Дорошенко, М. С. Грушевским, и постепенного превращения «малороссийских изыскателей» – Г. А. и В. Г. Полетик, Я. М. и А. М. Марковичей, А. И. Чепы, Ф. О. Туманского, А. К. Лобысевича, В. Я. Ломиковского и др. – в «украинских патриотов». В первую очередь это касается работ А. П. Оглоблина. Но если Лазаревский «положил начало изучению социально-экономической природы левобережного дворянства с акцентом на наиболее непривлекательных сторонах его хозяйствования и социальной практики», то Оглоблин, не особенно обращая внимание на наработки своего предшественника, возносил социальную элиту бывшей Гетманщины до высот национальных героев, поступки которых должны стать достойным примером для подражания и воспитания следующих поколений 16 . Соглашаясь с этим, попутно отмечу, что Оглоблин создавал скорее не образ дворянства как социальной группы, а образы «людей старой Украины», как бы отвечая на вопросы украинских «Чацких» об «отцах» и «образцах».
16
Журба О. I. Василь Якович Ломиковський: історик чи агроном? // Січеславський альманах: Збірник наукових праць. Дніпропетровськ, 2006. Вип. 2. С. 153.