Помни имя свое
Шрифт:
Зашуршали стулья. Стараясь ни на кого не смотреть, члены коллегии поднимались со своих мест…
— Гумеров, останьтесь.
Каждый в этот момент, каждый! — испытал злое торжество. Они вроде как работали вместе — но когда кто-то попадал в неприятности — все это воспринималось со злобной радостью, упавшего — всегда запинывали. Каждый имел свой кусок, который определялся не должностью — все были примерно равны а тем, кто их поставил и что они в состоянии были отхватить. Как только кого-то отдавали на заклание — остальным доставалось больше, а новичкам — приходилось начинать с нуля этот путь под горячим и неласковым солнцем…
Гумеров
— Что такое Ассоль? — спросил генерал.
Гумеров ничего не ответил.
— Цемент-М?
И на этот вопрос — ответа не было.
— Бригантина?
Гумеров побледнел.
— Напомните, вы указали доходы от этих фирм в декларации? Или запамятовали?
— Товарищ генерал…
— Нет, я все-таки не могу этого понять… — с холодной злобой перебил генерал — вам ничего не бывает за ваши провалы, которые сплошь и рядом. Вам ничего не бывает за то, что каждый из вас занимается всяким леваком. Мне насрать на какой машине ездит ваша жена и в каком университете учится ваш сын и на какие деньги все это было приобретено. Я не задаю вам ни единого вопроса по тому, что меня прямо не касается. Теперь ответьте мне на вопрос — какого… вы ведете себя как студентки, подхватившие сифак, а? Какого хрена вы не можете вовремя прийти, и сказать что происходит, чтобы я знал, чего ждать. Какого хрена вы не можете ничего сказать, когда я спрашиваю вас в лоб — а вместо этого либо блеете как бараны, либо пытаетесь вешать мне лапшу на уши. Какого хрена происходит?!!!
Гумеров — содрогнулся от генеральского крика. Он понимал, что на сейчас раз палку перегнули. Учитывая то, что произошло в Ижевске — по любому чиху будут оргвыводы. А он сейчас совершил самое страшное, что только можно совершить — он подставил своего начальника. Это не прощалось, за это тебя вышвыривали из системы, за это отбирали все и пускали семьи по миру, за это могли просто — напросто убить. Без лишних разговоров — убить и все.
— Товарищ генерал… в мыслях не было… опер один мой, гнида… с огнем решил поиграться… тварь…
— Кто?
— Онищенко… убью, су…у.
— Подробнее.
Гумеров — лопнул, как говорят — до самой жо…ы. Вывалил все что знал — торопливо, в самом деле — как институтка, сифак подхватившая. Генерал молча слушал, прикрыв глаза…
Генерал молча выслушал покаянную, бессвязную историю. Его опыт подсказал — правда. Другого — от этих баранов ждать не стоит. Когда Гумеров закончил говорить — генерал шваркнул ладонью по столу. Этот звук — прозвучал как выстрел…
— Долбоебы… — тяжело и страшно подытожил Толоконников — твари скотские. С огнем играете, бл…и, а как тушить — ко мне бежите. Ублюдки. Хапаете, и ртом, и ж… что можно и что нельзя. Смотрите, как бы не подавиться…
— Да не сказал он мне ничего, гнида! — разразился криком Гумеров — он, козел, сам все это задумал! БМВ себе купил, тварь, бабы у него какие то! Совсем от рук отбился.
— За подчиненных ты отвечаешь.
— Да знаю я, Владимир Всеволодович, я…
— Только не клянись… — перебил генерал — все равно не поверю…
И снова — молчание.
— Где сейчас этот… ижевский?
— На третью его отвезли. До этого — тут допрашивали. Не в основном здании.
Под этим словом третья — значилось кое-что, что при раскрытии могло вызвать скандал общероссийского значения. Подобно ЦРУ США — российское ФСБ в рамках борьбы с исламским
И впервые — там оказался один из своих.
— Он все еще там?
— Да… наверное.
— А взрыв у дверей?
— Этот… шакаленок какой-то! Из отмороженных, это тут вообще не причем. Гранату взял и мстить пошел!
— Так…
Генерал принял решение. Достал из стола несколько листов бумаги.
— Пиши.
— Что писать…
— Как было пиши. Попробую пока тебя отмазать…
Генерал вышел из кабинета. Вместо него зашел адъютант, устроился у двери, сверля Гумерова внимательными и жестокими глазами.
Вздохнув, Гумеров достал ручку и стал писать…
Генерал вернулся через полчаса, с довольным видом. Отобрал бумаги, бегло проглядел. Взглядом приказал адъютанту выйти.
— Вот и молодец…
Толоконников протянул руку — и Гумеров плача, приник к ней губами. Он не сомневался — что только что спас карьеру и возможно, жизнь. За пределами Управления жизни нет! Кто нормально уходит — тот и на гражданке нормально живет, при случае — помогут, поддержат, прикроют. А тут… Вышвырнут, намекнут кому надо, что этот — изгой, ни помощи ни защиты ему не будет. И на него — накинутся и растерзают — все, кого он переехал, кого обокрал, кого построил. Растерзают, по миру пустят… хоть в петлю. А его коллеги — будут с улыбкой на все это смотреть.
Гумеров, до этого относившийся к твердо националистической, башкирской платформе, еще при Муртазе Губайдулловиче стоявший у истоков агрессивного башкирского национализма и сейчас втихаря работающий против Толоконникова — обрел нового хозяина и новую команду. Поцелуй руки был символом, проштрафившийся — и на колени готов был встать и ботинок поцеловать [31] …
— Значит, так. Опера своего — убери… да не сейчас, не сейчас… Потом. Но убери. Ненадежен он…
31
Преувеличение? Увы, нет. Есть немало свидетелей — как и на колени бухались и в ноги бросались.
— Понял! — на лице Гумерова было живейшее понимание и чуть ли не благоговение.
— С удмуртами я утряс, они шум поднимать не будут. Бери этого опера своего, которого ты распустил, езжай на третью, забирай этого гаврика. Работайте с ними в контакте. Бросайте все силы — найти заложников. Не может быть, чтобы твой не знал — где. Потом подключайте спецназ, я команду уже дал. Как сделаете — выходите на контакт, пусть они дадут команду выпустить этого… бородатого. Ясно?
— Ясно.