Помни имя свое
Шрифт:
Оба германца — мрачно уставились на белесый, плотный туман, окружавший их. Этот туман был — хоть ножом режь, но ни дымом, ни сыростью, ни болотом — не пахло.
— Чертов туман…
— Не хнычь. Не теряй меня из виду. Если потеряешь — кричи. Пошли…
Искать пришлось недолго — почти сразу они наткнулись на Шрадта, а потом и на Мольке. Оба они были живы, а Мольке даже открыл пальбу, но чудом все обошлось…
Их было уже двенадцать человек — они подцепили по пути какого-то подозрительного, но бойко шпарящего по-немецки чеха, когда они увидели в молочно белой дымке отсвет костров и услышали трубы. Трубы издавали странные звуки — примерно такие, какие они слышали в фильмах по немецкое рыцарство.
— Слышите? — спросил Шрадт.
— Не нравится мне это…
— Рассредоточиться, прямая видимость! Доложить о целях!
Одиннадцать германцев и один чех разбились редкой цепочкой, пошли доклады — голосом, потому что рации здесь ни хрена не работали. Целей не было.
— Перебежками вперед! — приказал лейтенант — все вооруженные люди являются противниками! Пошли, пошли, пошли!
Почва под ногами была как каменной — это радовало, если бы тут было болото, они сошли бы с ума. Какие-то камни, поросшие зеленым мхом как на Балтике, на побережье.
— Контакт с фронта! — крикнул кто-то, и все залегли.
Лейтенант расставил пулеметные сошки. Сорок патронов — почти ничего, но одного — двух он всегда заберет с собой.
Трубы ревели все громче. Стрельбы не было.
Потом, лейтенант вдруг понял, что он не один.
Из тумана, который можно было резать ножом — появилась женщина. Лет двадцати пяти на вид, высокая, идеальной формы грудь, крутые бедра, какое-то странное одеяние — как на костюмированном балу. У нее были светлые волосы и глаза, сверкающие синим льдом — в них было страшно смотреть. Она протянула лейтенанту руку — и тот покорно поднялся и вложил в ее руку свою.
Это был замок. Самый настоящий средневековый рыцарский замок, серый монолит стен казалось, рос прямо из земли, из валунов, щедро разбросанных здесь. Замок был именно таким, какие показывали в фильме — с рвом, с подъемным мостом. Каменные стены уходили куда-то ввысь, в них было не меньше пятидесяти метров высоты. На стенах — стояли герольды и трубили что-то в свои украшенные флагами трубы. Лейтенант с удивлением увидел, что на одной из башен развевается старый германский флаг — белый, с черным орлом и черным крестом.
Но еще больше — он удивился, увидев на одном из валунов, лежащих на подходе к замку сидящего человека. Человек этот был невысок, худощав, его сухое тело красиво облегала темно-синяя форма оберст-лейтенанта люфтваффе. На шее у этого человека был Рыцарский крест и его почти белые, яростные глаза смотрели на…
На правнука.
Это был оберст-лейтенант Люфтваффе Гюнтер Крайс. Живой и здоровый…
Лейтенант смотрел на прадеда, не в силах поверить тому, что он видит.
— Дедушка? — растерянно спросил он.
В семье Крайса — про прадеда говорить было нельзя, ни хорошее, ни плохое. Он считался военным преступником.
Оберст-лейтенант улыбнулся.
— Не ожидал тебя здесь увидеть. Как ты сюда попал?
Лейтенант начал сбивчиво рассказывать о том, как им приказали удерживать высоту, как они пережили атаки моджахедов, как они увидели высадку китайских десантников с парашютами, как они до последнего держались на высоте. Как последний оставшийся в живых (наверное) подорвал остатки их мин и саперных зарядов, чтобы никто не достался врагу. Прадед понимающе кивнул.
— Знакомая история. И скверная. В Кенигсберге было что-то подобное. И в Берлине тоже. За плохого командира всегда расплачиваются его подчиненные. Кровью.
Лейтенант хотел сказать, что все просто произошло очень неожиданно, и командование не знало, что начнется общее наступление. Но тут он увидел, что такие же женщины, как та, что была рядом с ним — ведут его сослуживцев, его отряд по опущенному мосту в замок.
— Дедушка… а где это мы?
— А сам не догадываешься?
Знакомое слово вертелось на языке лейтенанта. Но это слово — в современной Германии тоже было запрещено, оно считалось нетолерантным и отдающим реваншизмом.
— Это что… Валгалла?!
Оберст-лейтенант лукаво подмигнул правнуку.
— Похоже, ты понравился Труди, она тебя не отпускает. Думаю, ты не будешь терять время даром, ага?
— Но это же… все неправда.
— Что — неправда?
— Этого же нет!!!
Оберст-лейтенант покачал головой.
— Смотрю, жидовская пропаганда на тебя плохо подействовала. Пошли, нечего здесь сидеть. Времени не так много.
Они неспешно подошли к опущенному мосту, ступили на него. Лейтенант топнул ногой — и мост отозвался глухим, сочным звуком, каким и должно отзываться дерево.
Чудеса.
— Простите, фройляйн Труди, а где…
— Не трудись — бросил прадед, идя впереди — она не умеет говорить. Но я бы не сказал, что это недостаток женщины, скорее это достоинство. Признаюсь, твоя прабабушка была ужасно говорливой, хотя я все равно всегда скучал по ней. И потому не посещал никогда полевых борделей.
Они прошли во двор замка, замощенный грубо обтесанными бетонными плитами. Кое-где, через стыки пробивались мох и невысокая трава…
За спиной, с шумом и ворчанием заработал какой-то старый, массивный механизм. Лейтенант оглянулся — герольды поднимали мост.
Внутри — было все так, как и в старинных замках. Здания было сложены из того же камня, что и стены, стекол не было, вместо них — что-то похожее на бойницы. Ни техники, ни лошадей, ни экскурсантов не было, только эти девицы и еще несколько человек, прогуливавшихся по двору — на двоих была форма СС! Прадед поприветствовал их, вскинув руку вверх в нацистском салюте — и они ответили ему.