Помни меня
Шрифт:
Вчерашний день выдался очень тяжелым. Они помогали больным с «Сюрприза» добраться до больницы. Многие арестанты так ослабли, что не могли идти, пролежав в собственной рвоте и экскрементах большую часть путешествия. Но похоже, что сегодня будет еще хуже.
«Джустиниан» прибыл двадцатого июня и доставил радость всей колонии, привезя множество еды, и такие необходимые инструменты, и, кроме этого, животных. Он выплыл из Англии через некоторое время после «Сюрприза», «Нептуна» и «Скарборо», которые доставили еще тысячу заключенных. Но «Джустиниан» обогнал их — его плавание длилось
Двадцать третьего июня флаг был поднят снова, но прошло два дня, прежде чем сообщили о корабле, который зашел в залив. Это был «Сюрприз», на котором находилось двести восемнадцать мужчин-заключенных и отряд недавно сформированного Корпуса Нового Южного Уэльса.
«Сюрприз» привез шокирующую новость о том, что по дороге умерло сорок два человека и еще около сотни были больны. Преподобный Джонсон поднялся на борт и сообщил, что заключенные лежат почти голые в трюмах и они не в состоянии двигаться.
Мэри и Уилл вместе с многими другими каторжниками охотно вызвались помочь, но зрелище и запах были так отвратительны, что многие из добровольцев просто сбежали. Мало кто из женщин-помощниц смог сдержать рыдания. Было совершенно очевидно, что новоприбывших морили голодом и почти всю дорогу держали в трюмах. Скорее всего, многие из них уже не поправятся.
Поселенцы едва успели вымыть их, накормить, уложить и укрыть одеялами, как прибыли еще два корабля. Преподобный Джонсон зашел на борт «Скарборо», но капитан посоветовал ему не спускаться в трюмы. Доносящегося оттуда зловония оказалось достаточно, чтобы остановить священника, и он даже не пытался подняться на «Нептун».
Перед больницей спешно разбили палатки и приготовили еду, воду, одежду и лекарства. В прошлую ночь, когда Мэри пыталась уснуть, идущая с кораблей вонь выворачивала ее наизнанку. Это было в сотни раз хуже, чем то, что она пережила на «Дюнкирке». Хотя у нее сжималось сердце от жалости к этим несчастным, которые столько выстрадали, она чувствовала, что на следующий день будет не в состоянии помогать.
Но к рассвету у нее снова появились силы. Ею овладел гнев на людей, которые считали личную выгоду важнее человеческой жизни. Судя по разговорам офицеров, которые Мэри подслушала, высылка каторжников была поставлена на частный тендер. Поскольку правительство выделяло на питание по 177,6 фунтов стерлингов на человека, то чем меньше заключенным давали еды, тем больше владельцы кораблей могли продать, оказавшись уже на месте. Если заключенные умирали по дороге, выгоды было еще больше.
Мэри слышала, как один офицер сравнивал судовладельцев с работорговцами не в пользу первых. Как он отметил, работорговцы, по крайней мере, заинтересованы в том, чтобы содержать рабов здоровыми, поскольку чем лучше их состояние, тем больше можно было за них получить при продаже. Но судовладельцам все равно, останутся заключенные живы или умрут.
— Говорят, капитан Трейл с «Нептуна» держал всех каторжников на одной цепи, — сказал Уилл тихим голосом. Он был подавлен и потрясен. — Когда кто-то умирал, остальные не сообщали об этом, чтобы получить его порцию. Представь, как нужно изголодаться, чтобы лежать рядом с разлагающимся трупом!
Мэри не ответила
Баркасы начали загружать людьми. Каторжники наблюдали, как первые из вновь прибывших медленно и неуверенно спускались по веревочной лестнице, и даже с берега было видно, насколько это для них тяжело. Но это были счастливчики. Вскоре моряки и пехотинцы стали буквально швырять людей в лодки, будто мешки, поскольку заключенные оказались не в состоянии даже ходить, не говоря уже о том, чтобы спускаться по лестнице.
Когда лодка подплыла ближе, все охнули, потому что новички напоминали скелеты. На их лицах не было возбужденного ожидания, они с апатией смотрели перед собой, будто ожидали смерти. И действительно, один из них умер, едва высадившись на берег. Еще двое испустили дух, когда их положили на причал.
— Я не верю своим глазам, — сказал Уилл. Его голос задрожал от гнева, а в глазах застыл ужас. — Господи, сохрани нас от тех людей, которые довели их до такого!
— Это не люди, — произнесла Мэри громким ясным голосом, чувствуя, что она в состоянии голыми руками задушить тех, кто за это отвечает. — Это изверги.
Ее охватил гнев. Она забыла, что сама подвергается риску заразиться, и перестала обращать внимание на запах. Заключенные были почти голые, их тела покрывали язвы, кишащие личинками. Мэри наклонилась над одним из мужчин, чтобы напоить его, и он попытался прикрыть свой оголенный пенис при виде женщины.
— Я уже много такого видела, — сказала Мэри мягко. Ее тронуло то, что даже в таком ужасном состоянии, будучи на шаг от смерти, он все еще думал о приличиях. — Ты теперь в безопасности, здесь есть еда и питье и вода, чтобы помыться, но тебе нужно собраться с силами, чтобы выжить. Смотри мне, не смей сдаваться!
— Как твое имя? — спросил каторжник, с трудом шевеля потрескавшимися губами.
— Мэри, — сказала она, вытирая его лицо мокрой тряпкой. — Мэри Брайант. А твое?
— Сэм Брум, — прошептал он хрипло. — Сохрани тебя Бог, Мэри.
Время шло, и им представлялись все новые, еще более ужасные зрелища. На кораблях были люди с такой сильной дизентерией, что из них просто текло, а они лежали, не в силах подняться. Хирург Уайт сказал, что кроме этого у них у всех цинга, и велел мужчинам пойти к кустарникам и собрать как можно больше «кислых ягод», которые, по его наблюдениям, являлись хорошим средством от этой болезни.
Оказалось, что двести шестьдесят семь человек умерли, когда корабль еще не достиг Порт-Джексона, а после этого было еще много смертей. Тела покойников выбрасывались за борт, после того как корабли прошли мысы. Из выживших четыреста восемьдесят шесть человек были тяжело больны, и большинству из них вряд ли удастся поправиться. Помогая одной женщине с новорожденным, Мэри узнала, что с нее не сняли кандалов даже во время родов. В тот день она слышала подобное от нескольких других женщин.
Позже, вечером, капитан Филип сидел в холле административного здания с Уильямом Хиллом, капитаном «Джулианы», и негодовал по поводу увиденной за день мерзости.