Помни
Шрифт:
— Ты действительно хочешь понять?
— Что за глупый вопрос, конечно, хочу.
Чарльз откинулся в кресле, положил ногу на ногу и внимательно посмотрел на нее.
Ники вдруг заметила, что на нем коричневые контактные линзы. Они и в самом деле меняли внешность. Он показался ей совершенно непохожим на того Чарльза Деверо, которого она когда-то любила.
Подумав несколько секунд, он сказал:
— Причиной всему — мужчина, которого я любил...
— Мужчина!
— Нет-нет, Ники, ты совсем не то подумала. —
— Он палестинец, так?
— Он был палестинцем.
— Он умер?
— К несчастью, да.
— Кто он такой?
Прежде чем дать ответ, Чарльз поколебался, но совсем недолго.
— Мой отец. Он был моим отцом.
Ники как громом поразило. Наконец она смогла пролепетать:
— Ты хочешь сказать, что Генри Деверо — не твой отец?
— Да.
— Анна тебя усыновила?
— Нет. Анна — моя мать.
— Твоя настоящая мать?
— Да. Точно так же, как Найеф аль-Кабиль — мой настоящий отец.
— У Анны Деверо был роман с палестинцем? — В голосе Ники прозвучало недоверие.
— Да. Но об этот может рассказать только она сама, так что я помолчу. Если хочешь узнать больше, спроси ее.
— Но ты родился и вырос в Англии, получил образование в Итоне и Оксфорде. Как все случилось? Как ты столь близко сошелся со своим отцом?
— Моя мать посчитала, что я должен знать его.
— Когда ты с ним познакомился?
— Еще в детстве, мне было лет шесть.
— И тогда же тебе начали промывать мозги?
— Нет, намного позже, когда я все уже понимал как надо. Только я не считаю это промыванием мозгов. Это было его завещание мне. В моих жилах течет его кровь! Я его сын!
— Кровь твоего отца для тебя важней, чем кровь матери? Я тебя правильно поняла?
— Вероятно, я и в самом деле больше аль-Кабиль, чем Клиффорд. В этом-то, наверное, все и дело. Я сын своего отца.
— Когда он умер?
— Он был убит в восемьдесят первом году. В Южном Ливане, когда там началась заваруха.
— И ты именно тогда проникся его делом?
— Нет, это случилось раньше, в семьдесят девятом. Отец попросил меня помочь его организации в финансовых вопросах. Он основал „Аль-Авад" в пятьдесят восьмом, и, хочешь верь, хочешь нет, но придерживался умеренных взглядов, верил в согласие, насилие было ему чуждо, Ники. Отец верил в успех за столом переговоров.
Ники пропустила это замечание мимо ушей.
— Так, значит, ты был членом его группы, когда мы встретились?
— Да.
— Тогда, позволь тебя спросить, почему ты завязал отношения со мной?
Снова поколебавшись, Чарльз тихо ответил:
— Поначалу это было просто влечение. Жажда плоти. Мне хотелось обладать тобой. Но я совершил ту же самую ошибку, что и мой отец.
— Как так?
— Он влюбился в красавицу англичанку. Я влюбился в красавицу американку. Я не думал, что наш роман зайдет так далеко, Ники. Потом, когда я всерьез привязался к тебе, я решил, что как-нибудь смогу все уладить: и отношения с тобой, и членство в группе моего отца, и наш брак.
— Но потом ты передумал?
— Нет, не совсем так.
— Тогда почему же ты решил исчезнуть бесследно три года тому назад?
— Не из-за тебя, хотя ты начала становиться определенной помехой. Я начал подозревать, что мне „на хвост" сели иностранные разведслужбы и собираются меня убрать.
— Какие?
— ЦРУ. И „Моссад".
— Но почему я стала помехой?
— Как я тебе уже сказал, мой отец погиб в восемьдесят первом году. Второй человек после него, который занял этот пост после его смерти, очень сильно полагался на меня, куда значительнее, чем мой отец, и в самых разных случаях. Меня и в самом деле глубоко затянуло это дело, гораздо больше, чем мне хотелось бы, хотя я искренне верил в правоту отца. И тем не менее...
— Тебе хотелось вести привычную жизнь в Лондоне, так?
Чарльз кивнул.
— Да. К восемьдесят шестому году, вскоре после того, как мы были помолвлены, я понял, что ничего не получится. Ты оказалась слишком серьезной помехой. А еще я понял, что поступаю с тобой нечестно, мне не хотелось подвергать тебя опасности. Итак, все это, вкупе с моими опасениями насчет спецслужб, убедило меня в том, что я должен исчезнуть. Что я и сделал.
— И твоя мать ничего не знала?!
— Ничего. Отец не хотел, чтобы она знала. Не хотел этого и я.
— Зачем же ты мне все это рассказываешь?
— Потому что не вижу причин, по которым тебе не следовало бы это знать.
— Ты прикажешь своим, чтобы меня убрали?
— Не говори глупостей, Ники.
— Я ведь могу выдать тебя.
— Ну и что? Теперь это уже не имеет никакого значения.
— Почему же?
— Сегодня я уезжаю на Ближний Восток. И больше не вернусь в Европу. Останусь жить там до конца своих дней.
— Почему?
— Здесь становится слишком опасно. Есть и другие причины, о которых я умолчу.
— Ты едешь в Ливан?
— Я не могу сказать тебе, куда я еду, ты же прекрасно понимаешь.
Неожиданно раздался стук в дверь. Чарльз посмотрел на нее и произнес:
— Войдите.
На пороге стоял Пьер, тот самый человек, который обыскивал ее номер в Мадриде.
— Машина ждет внизу, — сообщил он.
Чарльз кивнул и поднялся. Повернувшись к Ники, он сказал:
— Мне пора. В Ле-Бурже меня ждет самолет.
Ники тоже поднялась.
— Я ни о чем не стану рассказывать твоей матери, даже о том, что мы сегодня виделись.