Помнишь ли ты...
Шрифт:
— Кстати… — произнес он, когда она собралась прощаться, — я слышал, как ваши подруги обсуждали чудесную вечеринку, которую устроили в вашу честь родители две недели назад.
Диана была слишком очарована улыбкой, приподнявшей утолки его губ, чтобы дать более или менее разумный ответ.
— Да, мне исполнилось шестнадцать лет.
— Знаю. — Он вдруг усмехнулся, услышав ее взволнованный голос. — Там, где я вырос, было принято по-особому отмечать шестнадцатилетие девочек…
Поцелуй! Он собирается поцеловать ее, решила девушка в радостном возбуждении. Она перевела взгляд
— Как же вы отмечали шестнадцатилетие девочек? — с дрожью спросила она, закрывая глаза.
— Дарил подарки! — торжествующе провозгласил он, вытягивая из-за спины левую руку. Диана широко раскрыла глаза и схватилась за дверцу, глядя на унизительный сюрприз. Это был довольно большой сверток странной формы, который Коул самостоятельно завернул в газету и перевязал шнурком. По-видимому, не замечая смятения девушки, он протянул руку:
— Ну, открывайте!
Диана опомнилась, сверкнула притворной улыбкой и потянула за кончик разлохмаченного белого шнурка.
— На многое не рассчитывайте, — предупредил Коул, на лице которого вдруг появилась неуверенность.
Бумага упала на землю. Под ней оказалась надувная игрушка — белый кот в натуральную величину, с розовым язычком, зелеными глазами и ошейником с надписью «Меня зовут Пинкертон».
— Наверное, у вас уже есть десятки самых экзотических надувных зверей, — неловко добавил он, так и не дождавшись реакции Дианы. — По правде говоря, вы уже слишком взрослая для таких подарков.
Он был прав и в том и в другом, но для Дианы это не имело значения. Коул отказывал себе в самом необходимом, но в конце концов приготовил ей подарок. Диана бережно, словно бесценный фарфор, взяла обычную дешевую игрушку из рук юноши, а затем подняла ее перед собой в немом восхищении.
Коул вдруг понял, каким жалким выглядит его подарок в руках Дианы.
— Это просто шутка… сувенир… — оправдывался он и в удивлении осекся, когда Диана помотала головой и прижала надувного кота к груди.
— Спасибо вам, Коул, — прошептала она, прижавшись щекой к голове кота. Улыбнувшись, девушка окинула Коула сияющим взглядом:
— Спасибо!
«Не стоит благодарности», — машинально подумал Коул, но невероятная теплота ее ответа на миг лишила его способности говорить и думать. Он молча закрыл дверцу, когда Диана опустилась на сиденье, и неподвижно застыл, наблюдая, как задние огни машины исчезают за поворотом длинной подъездной аллеи.
Глава 8
Через три часа после отъезда Дианы Коул наконец закрыл учебник экономики и отодвинул тетрадь со своими записями. У него болели плечи, голова раскалывалась. Продолжать заниматься было бессмысленно. Коул подготовился, чтобы выдержать выпускной экзамен, но хорошие оценки никогда не были для него самоцелью. Он жаждал знаний, чтобы добиться успеха.
Юноша рассеянно потер ноющие плечи, а затем запрокинул голову, закрыл глаза и принялся размышлять над письмом дяди Кэлвина. Оно пришло с утренней почтой, и вести были настолько хороши — нет, невероятно удачны, — что Коул заулыбался, делая круговые движения плечами, стараясь расслабиться.
Четыре года назад представители буровой
Но совсем недавно агенты другой, более крупной фирмы нанесли визит дядюшке и попросили разрешения начать бурение на другом участке. Кэл предупредил, что они зря потратят время, и Коул его поддержал, но оба они ошиблись. В сегодняшнем письме Кэл сообщал: новая скважина оказалась мощнейшей и буквально «извергала деньги».
Потянувшись, Коул открыл глаза и достал толстый конверт, содержащий письмо дяди и копию контракта, который компания предложила подписать Кэлу.
По подсчетам Кэла, в следующем году ему предстояло получить двести пятьдесят тысяч долларов — Коул знал, что столько старый владелец ранчо не заработал за всю свою предыдущую жизнь. Разворачивая объемистый контракт, Коул с усмешкой размышлял о том, что по иронии судьбы из всех родственников Гаррисонов именно Кэлвину Патрику Даунингу выпала честь распоряжаться неожиданно свалившимся богатством. Он был отчаянный сквалыга, и даже четверть миллиона долларов вряд ли смогла бы изменить его.
Вместо того чтобы потратить два доллара на междугородный разговор с Коулом по телефону и объявить ему фантастические новости, он отправил письмо и копию контракта обычной авиапочтой. Дядюшка пояснил, что он прислал Коулу договор потому, что «в буровой компании говорят — это стандартные контракты и их нельзя менять. По-моему, нет смысла платить какому-нибудь недоделанному юристу, который прочтет всю эту белиберду, только чтобы повторить мне ее слово в слово. При твоем университете есть школа права. Пусть кто-нибудь из студентов посмотрит договор, или прочитай его сам и предупреди меня, не готовит ли эта» Южная исследовательская компания» какой-нибудь подвох «.
Таким уж был Кэл — донельзя бережливым. Мелочным. Скупым.
Дядя собирал купоны из газет, сам подстригал волосы, латал джинсы и выходил из себя, если приходилось платить лишнее пенни за фут проволоки, чтобы сделать загородку для цыплят. Больше всего на свете он ненавидел расставаться с долларом.
Однако он без колебаний отдал чек на десять тысяч долларов, полученных за бурение первой пробной скважины, чтобы Коул смог поступить в колледж.
А год спустя Кэл расстался со вторым чеком — на пять тысяч долларов.
Одинокий, наделенный бунтарской душой, Коул часто добирался на попутных машинах до ранчо Кэлвина и там находил понимание и дружеское участие — те чувства, на которые был не способен его отец. Только Кэлвин понимал его раздражение, верил, что мечты Коула сбудутся, и за это юноша любил его. Но от Кэлвина ему перепадали не только утешительные и ободряющие слова: Кэлвин давал ему деньги, чтобы у Коула было реальное будущее — яркое, многообещающее будущее вдали от Кингдом-Сити. Благодаря этому у Коула развилось обостренное чувство долга.