Помочь можно живым
Шрифт:
Савин опустил пистолет, хотел сунуть его в карман, но старший протянул лапищу в кожаной перчатке, перехватил его руку и забасил непонятное — указывая на пистолет, широким жестом обводил окрестности, негодующе качал головой и цокал языком, выражал крайнее неодобрение, как только мог. Смысл его тирады легко дошел до сознания Савина, которому во время скитаний по планете нередко приходилось объясняться жестами с теми, кто не владел известными ему языками. Патрульный горячо растолковывал, что здесь, во время карнавала, категорически запрещается устраивать безобразия, подобные только что прерванному на самом интересном месте.
Савин
Там было изображено человек сорок, — все в разных костюмах. Детали выписаны очень тщательно, и под каждым — короткая строчка непонятных знаков. Дело у них поставлено неплохо, видимо, это и имела в виду Диана, предупреждая, что заблудиться здесь невозможно… Савин всмотрелся и вскоре уверенно ткнул пальцем в человека, одетого, несомненно, по земной, хотя и немного устаревшей моде. Старший удовлетворенно крякнул и знаком велел одному из своих людей спешиться, кивнул на лошадь Савину — видимо, здесь автоматически подразумевалось, что каждый обязан уметь ездить верхом.
Впрочем, он первое время ехал рядом, присматриваясь к посадке Савина, но вскоре, оценив его умение держаться в седле, гикнул и пустил коня размашистой рысью. Через несколько минут, огибая людные места, они достигли порта, проскакали мимо ряда иллюминированных кораблей и остановились у того, на котором Савин сюда прибыл. Его вежливо проводили на палубу, но вежливость любой полиции имеет свои пределы. Так и здесь — один из патрульных занял позицию неподалеку, явно намереваясь дежурить, пока не отчалит корабль с возмутителем спокойствия. Его коня увел в поводу напарник. Матросы временами появлялись на палубе, упорно не обращая внимания на Савина. Он примостился у борта и ни о чем особенном не думал — не хотелось, остывал после схватки. Часа через два стало утихать буйство фейерверка, людской поток хлынул на корабли, вскоре вернулась и Адана. Савин уверенно объяснил, что после того как их неожиданно разлучили, он бродил по городу и вот только что вернулся, ориентируясь на маяк. Диана ничуть этому не удивилась, так что особенно лицедействовать не пришлось. К тому же, она особенно и не расспрашивала, сидела грустная, и понятно было отчего — кончился карнавал, которого ждешь целый год, и еще год теперь предстоит ждать ясных огней до небес…
Обратный путь, “переход”, разговоры с Дианой о каких-то пустяках, короткое сдержанное прощание на берегу — все это проплывало мимо сознания, не оставляя следа. Ничего сейчас не имело значения — кроме миров, которые он не мог подарить Земле…
День третий
Савин осторожно постучал в потемневшую от времени и здешней стойкой сырости дверь. Почти сразу же послышались тяжелые неторопливые шаги, дверь потянули на себя, открыв до половины. Перед Савиным стоял высокий крупный человек, растрепанной черной шевелюрой
Конечно же, он сразу узнал Савина, он явно намеревался буркнуть что-нибудь вроде: “Ну вот, опять вы…”, лицо стало уже стягиваться в грустно-отрешенную улыбку. Но он только что проснулся, соображал хуже, чем обычно, и это позволило Савину опередить, заговорить первому:
— Почему вы не сбрили бороду? И волосы не выкрасили, скажем, в рыжий?
Гралев недоуменно моргнул:
— Почему я… что?
— Не сбрили бороду. И не изменили цвет волос. — Савин очень деликатно, но непреклонно придвинулся вплотную, и Гралев, так ничего и не поняв, отступил в прихожую. Савин закрыл за собой дверь. Полдела сделано — его впустили.
— Это было бы логическим продолжением, Гралев, — сказал он. — Люди, вдруг решившие скрываться под вымышленной фамилией, обычно стремятся и внешность изменить. Что же вы не довели дело до конца?
— Что за глупости? — спросил Гралев. — Зачем мне менять внешность?
— А зачем вам понадобилось менять фамилию, мистер Гролл?
На лице Т-физика изобразилось что-то похожее на смущение:
— Сам не знаю… — Он подергал плечами, ища слова. — Вырвалось неожиданно для меня самого, здесь ведь не спрашивают документов. Видимо, в подсознании сидело, что Гралев — конченый человек, в сущности…
— И человечество, безусловно, выиграет оттого, что на его месте возникнет ничем не примечательный Гролл, — продолжил за него Савин, — который найдет себе в глуши место, скажем, учителя физики — на это у лауреата Нобелевской премии способностей хватит — и будет разыгрывать современного отшельника в хламиде из эластовитола.
Даже учитывая состояние Гралева, следовало ожидать вспышки — Савин знал характер физика, похожий на камчатский гейзер, — но Гралев как-то очень тускло улыбнулся и спросил спокойно:
— А что вы предложите?
— О, я многое могу предложить… — сказал Савин. — Но пока предложу для начала сварить кофе нам обоим.
— Я только что сварил. На вас хватит.
— Вот и отлично. В таком случае будем считать, что увертюра прозвучала, и занавес поднят… Где ваша комната, сюда? Благодарю.
— Как вы меня нашли? — без всякой радости, но и без особой враждебности (что придало Савину уверенности) спросил Гралев, расставляя чашки.
— Представьте, я вас вовсе не искал. То есть искал, конечно, но сюда приехал по другим делам и никак не ожидал встретить вас в городке. А сюда меня привели другие обстоятельства… — Он поколебался и закончил твердо: — Правда, чрезвычайно похоже на то, что все обстоятельства стянулись в один тугой узел, с которым, кажется, следует поступить как с гордиевым…
— Как это понимать?
— Не могу объяснить пока, — сказал Савин. — Вернее, не могу пока сформулировать четко — запутанно, как черт-те что, до того туманно…
Он замолчал, отхлебнул кофе и пристально, откровенно оглядел комнату — гралевских вещей здесь было не больше, чем обычно бывает у мужчины в гостиничном номере. Видимо, каковы бы ни были его дальнейшие намерения относительно своего будущего, прочно обосновываться в этом городе Гралев не собирался.
И тут Савина осенило.