Помоги другим умереть
Шрифт:
Женя и Климов посмотрели на нее одинаково удивленно – и встретились с затравленным взглядом.
– Сережка, – пролепетала Лера, – я не хотела тебе говорить… я тоже не знала, но Аделаида сказала. Саша-то Неборсин умер! Ты представляешь? Совсем недавно.
– Умер? – растерянно повторил Климов. – Как то есть умер? Что ты глупости говоришь?
– Умер! – всхлипнула Валерия. – Убили его – на дороге убили. Какой-то человек подошел к машине и выстрелил в голову. Ты представляешь? Как собаку застрелил! Как собаку! – Она плакала в голос, стискивая кулаки.
– В го-ло-ву? – переспросил Климов, бледнея. – Сашку Неборсина?! Господи… «русская рулетка»… Ну что же ты так плачешь, Лера? Что ж ты так плачешь? Или… Или не зря я тогда с ума сходил? Не зря, да?!
«О господи! – с тоской подумала Женя. – Я и правда как Белая Дама. Не труп, так горе. Они ведь теперь надолго завелись. И все из-за меня!»
«Пожалуй, чем лучше, благополучнее живет человек, тем дороже он ценит свою жизнь и тем больше боится смерти. А после нее ему уже ничего, ничего не интересно! Враз обесценивается все, что еще вчера составляло глубочайший, сокровеннейший смысл его существования. Даже чувства. Даже душевные движения и высокие помыслы. Вот уж воистину: сегодня бог, а завтра – прах!
Кстати, вот что любопытно. В народе говорят: сколько богатства ни копи, ничего с собой не унесешь. Логика: копит тот, кто уверен – вместе со смертью для человека заканчивается все. А после нее – только пустота, тьма, ничто. Но ведь это противоречит всем религиозным догматам! Это противоречит истинной вере. Любопытный тест для патриархов церкви, не правда ли?»
Домой возвращаться не хотелось, но куда еще идти? Сидеть, ждать выдуманного Левушкиного звонка – у моря погоды?
«По-хорошему, Эмма права. Я проживаю какую-то чужую жизнь. Мне же совсем не того хочется. Каждый вечер засыпать одной, с холодным сердцем. Льву-то моя ошалелая верность совсем не нужна, иначе у нас уже давно был бы дом, куда он хотя бы иногда возвращался, хотя бы считал своим долгом возвращаться! – Ревнивые переглядки Климовых, их дети, орущие во дворе, теща с поджатыми губами и слишком жирный торт – все это промелькнуло перед ней светлым, недосягаемым видением. – Ох, господи, ну сколько можно об одном и том же!»
Она призвала в свидетели всю небесную рать, что нынче вечером в ее жизни не будет места пагубным воспоминаниям: надо работать, готовиться к визиту в «Орхидею». Среди книг, оставшихся от отца, есть шеститомник «Жизнь растений», а там хоть что-то да написано обо всяком земном (а также подземном и подводном) произрастании! А потом, около полуночи, она наденет свое новое суперплатье и поплывет навстречу дивной неизвестности…
Женя свернула во двор. Здесь было уже почти темно: величавые березы поднялись до небес. Неровные блики из окон падали на узкий тротуарчик, где асфальт уже скорее напоминал культурный слой неких полузабытых раскопок. Каждый, кто проходил здесь, думал об одном и том же: почему, когда асфальтируют улицу рядом с домом, не заглянут во дворик? Обновить здесь асфальт – плевое дело!
Женя тоже подумала об этом. А еще – как бы в темноте не оступиться и не съехать с четырех покосившихся ступенек, которые ждали впереди. Однажды с ней уже приключилось такое: ногу подвернула, каблук сломала.
Придерживаясь за стену, осторожно нашарила ступеньку, вторую, пахнуло спертой сыростью из распахнутой настежь двери общих подвалов, мимо которой она шла.
Рывок! Кто-то обхватил ее за шею, потащил!
Мгновенный приступ удушья, тьма сгустилась вокруг.
«В подвал. Все? Конец?»
Она сильно саданула ногой куда-то назад, ощутив, как острый каблук вдавился во что-то твердое. Над ухом раздался хриплый вскрик. Женя рванулась, нагнувшись, пытаясь перебросить нападающего через себя. Он был тяжел, ухватист, однако площадка возле подвальной двери, на которой они боролись, оказалась слишком узка: ноги Жени сорвались со ступенек, ее понесло вниз, в темноту.
Ступени больно били по телу, но куда важнее то, что смертельный захват ослаб. Женя умудрилась вскочить на ноги, однако тотчас рядом начал копошиться, взбугриваться мрак: это нападающий пытался встать. Он загораживал ступеньки, и Женя, оставив мгновенную бредовую идею прорваться к выходу, отпрянула и ринулась в дверь, ведущую в глубину подземных переходов.
Если он затащил ее в подвал, значит, дверь была открыта. А ключи только у жильцов дома. Видимо, кто-то есть в подвале, и если Женя позовет на помощь…
Но впереди расстилалась темнота: ни промелька света ни в одном из ответвлений. Если тьма, значит, здесь нет никого: нападающий либо подобрал ключ, либо сломал замок. Надеяться не на кого – она сама себя загнала в ловушку, и если он сообразит отыскать выключатель…
Позади громко щелкнул рубильник, и Женя невольно зажмурилась. Лампочки горели вполнакала, однако почудилось, будто стоит она по меньшей мере в центре Кремля, со всех сторон залитая потоками ослепительно яркого света.
Взгляд заметался по сторонам. Двери, дощатые двери со всех сторон, на них разнокалиберные замки, намалеваны суриком цифры…
«27» – бросилось в глаза.
Номер ее квартиры! Их с мамой сарайчик. И… на нем нет замка!
Женя бесшумно скользнула внутрь, в темноту, где белели полосы тусклого света, сочившегося из щелей. Она возблагодарила бога за то, что не метнулась в ближайший же ход, а добежала почти до конца подвала. У нее есть время хотя бы перевести дух, собраться с мыслями, пока он обойдет два других хода, заглянув во все двери, где нет замков.
Ее била дрожь. Капли пота сползали с висков. Три хода, и каждый заканчивается тупиком. В доме сорок восемь квартир, в каждом переходе подвала шестнадцать ячеек. Сколько дверей заперто? Сколько еще в доме жильцов, столь же ленивых, как Женя и ее матушка, которым проще сходить за картошкой-моркошкой на базар, чем сделать припасы, как все добрые люди?
Поодаль хлопнула дверца. Так… он отыскал одно из возможных убежищ беглянки. Если там нагромождены какие-нибудь вещи, пройдет еще несколько секунд, прежде чем он убедится, что среди них никто не прячется. А потом двинется дальше!
Безумием было надеяться, что он уйдет. После девяти вечера кому что может понадобиться в подвале? Никто не придет, никто не помешает, никто не спугнет человека, который хочет убить Женю. Или не только убить?
Она в панике огляделась, обшарила все углы. В их сарайчике пусто, отвратительно пусто. Лежат только три бумажных мешка с давно окаменевшим цементом, прикрытые какой-то дерюжкой, да стоит старая-престарая стиральная машинка без крышки, оставшаяся еще от прежних жильцов. Она слишком мала, чтобы в ней прятаться, и слишком тяжела, чтобы использовать как орудие защиты. Мешки тоже не поднять.