Помоги мне исполнить мечты

Либерт Таисса

Я внимательно смотрю на него, его взгляд немного затуманен, наверное, он все это представляет.

— Ты станешь дедушкой, будешь любить своих внуков, всех внуков: и Тома, и Кристи, и меня. Ты будешь их баловать, как и должен поступать каждый дедушка, учить рыбалке, рассказывать сказки на ночь. Когда-нибудь кто-нибудь из них спросит: а как ты познакомился с бабушкой? И ты расскажешь. Ты будешь описывать все так, словно это произошло вчера. Будешь говорить о том, как увидел её и сразу понял, что теперь твоё сердце принадлежит только

ей. А затем расскажешь о свадьбе, о том, как родился Том, затем Кристи и я. Будешь рассказывать, как мы шалили в детстве, чем любили заниматься, расскажешь все-все наши секреты. И твои внуки будут постоянно хихикать над своими родителями, заслушиваться твоими рассказами, просить тебя, чтобы ты им рассказал все снова и снова. Они будут любить тебя больше всего на свете. Мы каждый уикенд будем приезжать к тебе, а потом перестанем.

— Почему? — спрашивает отец.

— Потому что однажды, в самый солнечный и теплый день в мире, я приеду, увижу, что мамы нет, и подумаю: она, наверное, снова пошла на рынок, а ты чем-то занят или снова всю ночь пытался отремонтировать телевизор и устал. Поднимусь на второй этаж, в вашу спальню, и увижу, как ты мирно спишь. Возможно, даже рассмеюсь этому. Но приглядевшись, я замечу твои синие губы, прикоснусь — а ты весь холодный. До меня не сразу дойдет, что ты умер. Я буду все отрицать, плакать, но смотря на тебя и на то, как ты улыбаешься во сне, пойму, что тебе хорошо, и ты ушел в лучший мир.

Я вижу, как у всех, кто находился в палате, в глазах сверкают слезы. Мой рассказ тронул их души. Мама достает платок из кармана джинсов и вытирает им свои слезы.

Папа внимательно смотрит на меня, уголки его губ чуть-чуть приподняты, из глаз тоже катятся слезы.

И я тихо произношу:

— Ты умрешь. Раньше меня. Раньше Кристи. Раньше Тома. Как и должно быть.

Часть четвертая "This sweet revenge"

Десять

— Кристи, я не буду посещать группу поддержки! — возмущаюсь я и развожу руками. Стоя в пижаме в дверном проеме с кружкой кофе, я собиралась снова зарыться в одеялах и простынях и уснуть. Просто уснуть.

— Эмили, у тебя депрессия после последнего происшествия. Ты уже целую неделю пропускаешь занятия. — Кристи так и норовит схватить меня и потянуть за собой, вниз по лестнице.

— Нет у меня никакой депрессии, — насупившись, приговариваю. — Обычные головные боли — симптомы влияния опухоли, доктор ведь рассказывал об этом, — говорю.

С тех пор, как Кристи завела этот разговор, мы все ругаемся и ругаемся. Она уверена, что группа поддержки мне сможет помочь, я же считаю, что это пустая трата моего времени. С тех пор, как меня снова выписали из больницы, я лежала дома пять дней с непрекращающейся головной болью. Не скажу, что она была очень-таки сильной, но терпеть её изо дня в день было невыносимо.

Уже завтра второе октября — девяносто первый день моего счета.

Итак, второй пункт в моем списке уже выполнен, но первый так и завис в воздухе. Мне нужно придумать, как же оставить собственный след на этой планете. Оставить так, чтобы люди могли помнить меня еще долгое время после моей смерти.

— Эмили, ну, пожалуйста, сходи хотя бы на одно занятие, — умоляла Кристи. — Если тебе не понравится, то ладно, хрен с ним. — Пожала плечами.

— Что ты сказала? – удивилась я.

Я, конечно, понимаю, что «хрен» — это не ругань, но я редко когда слышала, чтобы моя сестра хоть как-то грубо выражалась.

— Что? — переспросила она.

— Да нет, ничего, — произнесла я и подумала, что на одно посещение можно и согласиться. — Хорошо, я схожу хотя бы один раз.

— Прекрасно! Тогда собирайся. — Кристи улыбнулась и, мотнув головой, радостно понеслась — чуть ли не поскакала — на меня.

— Чего?! — удивляюсь. О чём идёт речь?!

— Сегодня среда, занятия проходят по средам. — Она подталкивала меня к своей комнате, чтобы я скорее начала собираться.

— Значит, ты специально завела этот разговор сегодня! — возмутилась я.

— Одевайся! — И Кристи закрыла дверь в мою комнату.

Делать было нечего. Я быстро натянула на себя джинсы и футболку, мы спустились вниз и ждали такси. Куда мы направлялись, я толком не знала, Кристи всем заправляла, но остановились мы у одного кафе.

— И что, здесь все происходит? — спросила я, оглядевшись по сторонам.

Обычная улица со своими маленькими магазинчиками, со своими нет-ни-до-кого-дела прохожими, со своими котами и цветами, окрашенная в коричнево-желтые тона, которые словно бы говорят об осени. Подвязанные ленточками молодые деревья, только-только посаженные. Увядшие цветы в клумбах. Цветущие — на окнах. Тихий шелест опавших листьев под ногами.

— Ну, почти, — произнесла сестра и указала пальцем вниз.

Рядом с кафетерием была какая-то лестница, ведущая на нулевой этаж, а сверху болталась вывеска с облупившейся краской.

— В подвале? — У меня глаза на лоб полезли.

— Не сердись, я узнавала, здесь хороший специалист, — оправдывалась она.

Сестра отошла на несколько шагов, похлопала меня по плечу и толкнула вперед, сказав, что будет следить за мной, чтобы я не сбежала. Я отмахнулась, спустилась по лестнице и, открыв дверь, увидела, что не все так плохо. Помещение было просторным и светлым. По кругу были расположены стулья. В дальнем углу комнаты виднелось фортепиано. На полу стояли горшки с цветами. Здесь даже книжный шкаф был с креслом-качалкой.

— Проходи, садись на любое свободное место, — сказал мужчина средних лет.

Он был приятной внешности и казался славным. Маленькие круглые очки и залысины на голове не старили его, а придавали солидности, что ли. В руках он держал книжку и внимательно читал её.

— А можно в кресло? — спрашиваю я и кивком указываю на кресло-качалку.

— Ну, пока все не пришли, то да, можно. Но затем ты сядешь в круг, хорошо?

— О’кей.

В помещении почти никого не было: только я, наш психолог-тренер, его книга и еще одна девушка. Она тихо сидела за фортепиано и поглаживала клавиши, боясь потревожить тишину зала.