Поморы
Шрифт:
— Все плаваешь, капитан?
— Да плаваю, — отвечал он. — Куды денессе-то? вместе с Боевиком и пойду на отдых. А у него ищо цилиндры не скрипят…
— Ну, ну, плавай пока, — старики многозначительно переглядывались.
Тихон остановился перед крыльцом, отвесив общий поклон. Панькин поднялся и обнял Мальгина-младшего.
— Прибыл-таки к родному очагу! Почему ко мне не заходишь? Не зазнался ли?.. Грешно забывать старых друзей! Я ведь тебя на руках нашивал, когда ты сопельки под носом рукавом вытирать изволил…
— Уж вы
— Ну и как? — Панькин опять сел на ступеньку. — Понравилось?
— Да разве может не понравиться родное село? Где бы ни был, в каких бы морях ни болтался, а дом все-таки есть дом…
— Ну, как живешь-то? На Дальнем Востоке ветра-то холоднее наших али теплее? И волна там круче ли нашей?
— Ветра разные бывают. И волна тоже… Зайду — поговорим, Тихон Сафоныч. Или нет, лучше вы приходите к нам вечерком. Чайку попьем, побеседуем. Придете?
— Ладно, приду.
Панькин приветливо поглядел из-под козырька мичманки на тезку.
По случаю приезда брата Родион Мальгин позвал в гости своего тестя Дорофея и Панькина с женами. Августа с утра жарила и пекла в русской печи, и на сей раз превзошла самое себя: все получилось исключительно вкусно — и кулебячки с сигами, и тушеная баранина, и пироги с рисом и печенкой. Гости, отдавая должное всевозможным кушаньям, вина пили немного, и застолье не было шумным.
Родион и Панькин, памятуя о давнем намерении перетянуть Тихона с Дальнего Востока на Север, дружно обрабатывали его.
— Вот ты, Тиша, подумай хорошенько, — говорил Родион. — Заработки у нас не меньше, и премии при выполнении плана начисляют. Ну а если тебе дома жить не поглянется, так поселись в Архангельске. Там колхозы на паях строят жилой дом для судового командного состава. Квартиру тебе дадут. Чего думать-то?
— Сколько бы ни скитался на чужой стороне, домой рано пли поздно все равно захочется, — убеждал Панькин, — Не сейчас, так после, под старость непременно пригребешь сюда. Выйдешь на пенсию — спать по ночам не заможешь. Унда у тебя постоянно будет перед глазами. Попомни мое слово! Уж лучше перебраться теперь, чем после.
— Надо подумать хорошенько. С женой обговорить. Боюсь, она на это дело туго пойдет, у нее там родители старенькие, — высказал свои опасения Тихон.
— Ты потолкуй с ней, — настаивал Родион. — Скажи, что на Севере много хорошего.
— Да, хорошего немало, — подхватил Дорофей. — Вон грибов-ягод сколько! Да и места красивые… Ныне каждый год туристов навалом. Взять хоть Соловки… Прежде, при царе, туда ссылали, а теперь сами едут. Музей там, достопримечательность старинная. И под Архангельском в Малых Карелах деревянных церквей понастроили. С колокольным звоном.
— Церкви да иные здания привезены в Малые Карелы из разных деревень как памятники архитектуры и старого быта, — уточнил Панькин. — Музей деревянного зодчества называется.
— А строительство в Архангельске! — продолжал Дорофей. — Какие здания отгроханы! На удивление. Старых деревянных домишек уж совсем немного осталось. Мы вон с Офоней Патокиным искали Вавилу Ряхина, так еле нашли… А еще ты жене про Кий-остров расскажи. Вот где красотища, говорят, — оживился он. — Я хоть и не бывал там, но слыхивал.
— По тоням ее провезем, по побережью, — пообещал Родион. — Там у нас благодать! Посмотрит, как семгу ловят. Ухи рыбацкой похлебает. Влюбится в Унду, ей богу…
— А народ-то у нас какой! — воскликнул Тихон Сафоныч. — Работящий, умный, добрый! Ты ей про народ непременно обскажи.
— Да, да! — поддержал Панькина Дорофей. — У вас там люди приезжие, с бору да с сосенки. Может, они и хорошие, хаять не буду. Но у нас — все свои. Один поп, бывало, крестил… Дружно живем.
— Да я не знаю, что ли? — улыбнулся Тихон. — В общем вы меня перестаньте уговаривать. К родине я всей душой расположен. Только надо все хорошенько обмозговать.
— Вот и обмозговывай да решай поскорее, — словно подвел итог Родион.
Затем объектом поучений стал сын Мальгиных Елисей, который сидел тут же за чашкой чая. Высокий, как и все нынешние парни, светловолосый, прическа по-современному. Большие серые глаза внимательно и чуть снисходительно посматривают на отца, на дядю, на Дорофея с Панькиным. Он слушал, как убеждали дядю переехать на Север, и думал: Пожалуй, напрасно стараются. Дядя все равно там останется: отрезанный ломоть к караваю не пристанет. Во Владивостоке жизнь бойчее, веселее… Эта уверенность у Елисея укрепилась, когда Тихон рассказывал о дальневосточном флоте, о тамошних морских традициях, о знаменитой бухте Золотой Рог…
Но теперь взоры сидевших за столом обратились к Елисею.
— Ну дак что, Елисей, не удалось в институт поступить? — спросил Дорофей.
— Не прошел по конкурсу, — ответил парень, опустив голову. — Тройку схватил…
— Нынче на тройках не ездят. Век не тот, — сказал отец.
— Не горюй, парень, — добродушно ободрил паренька Панькин. — Можно на будущий год повторить попытку. А не лучше ли было бы тебе в мореходку податься?
— Да я с ним говорил, — махнул рукой отец. — Не пожелал он.
Елисей с некоторой досадой отозвался:
— Почему вы, батя, так? Меня тянуло к архитектуре. Но раз не вышло, теперь я должен по другому решать свою судьбу.
— И как будешь решать ее? — поинтересовался дядя.
— Отслужу пока в армии, а там видно будет.
— А все-таки лучше бы тебе в мореходку, — сказал Тихон. — Наша профессия в почете, живем неплохо. Плавал бы капитаном, штурманом или механиком. Поедем со мной, — там у нас высшее мореходное училище есть. Собирай чемодан — и баста!