Помощь призрака
Шрифт:
– Зря он это сделал, – забеспокоилась я. – Ксюха легко может нас выдать. Потому что они видели запись и слышали наш разговор с Андреем. Ладно, я скажу, что это моя версия для Эмиля.
Варька озадаченно посмотрела на меня:
– Ну зачем тебе лишние неприятности? Может, ещё всё и обойдётся? Ты теперь, – она дотронулась до моей головы, – у нас пострадавшая.
– Может, – согласилась я. – Но если Кирюхин спросит, я скажу правду. Глупо скрывать то, что легко можно выяснить.
– Но…
– Никаких «но», Варенька, – я накрыла её руку своей. – Я не буду ничего скрывать.
Когда мне удалось убедить Варьку в том, что я в полном порядке и отправить её домой, пришёл Эмиль. В одной руке
Глава 25
Кирюхин Анатолий Валентинович, видимо, устав дожидаться, пока меня выпишут, появился в больнице. Глядя на его бегающие глазки, перебегающие с предмета на предмет, я вспомнила, как Эмиль назвал его «мутным». Как я и предупредила Варьку, я рассказала всю правду и какое-то время, признаюсь со страхом, ожидала услышать, что за сокрытие клада меня по возвращении из больницы ожидает наказание. Но он ничего не сказал. Можно сказать даже не отреагировал на моё заявление. Более того, когда я, не выдержав, поинтересовалась сама, он как-то криво ухмыльнулся и сказал:
– Возможно, вам придётся заплатить какой-то штраф. Но я не думаю, что это окажется для вас большой суммой. Вы же единственная наследница империи Петушинских.
Конечно, я не стала говорить ему о том, что в данный момент пытаюсь жить на деньги, которые зарабатываю преподаванием французского языка. То, что отец поставил меня в такие условия, были лишь наши с ним отношения, которые никого не касались.
Я обратила внимание, что Кирюхин вёл себя как-то излишне подобострастно, словно от меня зависела его дальнейшая судьба. И ещё мне показалось, что он, Эмиль тоже говорил об этом, что Анатолию Валентиновичу очень хотелось закрыть это дело, повесив убийство Андрея на покойного Тимура или готессу Ксюху. Во всяком случае, когда я спросила, почему он не вызывал меня на допрос раньше, он промямлил, что получил на счёт меня специальные указания. Какие и от кого узнать не удалось, и я подумала об отце. Возможно ли, чтобы, сидя в своём уютном офисе в Париже, он не терял из вида расследование. Зная то, как долго он наводил справки, чтобы накопать информацию на Андрея, я могла это допустить. К тому же он смертельно боялся огласки и мог даже заплатить, задействовав определённых людей, чтобы дело пылилось на полке долгие годы. Конечно, второе убийство с признанием Эмиля спутало карты, но и дало им хорошую возможность закрыть дело. В конце разговора я спросила о моей догадке на счёт камеры. Здесь я получила на удивление исчерпывающий ответ.
Конечно, у Тимура не было привычки просматривать видеозаписи музея, просто на следующий же день после того, как мы нашли драгоценности, он дежурил ночью. Но на этот раз к нему заявилась Ксюха. Напившись водки, они занялись сексом на кожаном диване в гостиной, принадлежавшем писателю Конькову. Протрезвевший с утра Тимур вспомнил о видеокамере и во избежание неприятностей решил стереть запись. И к своему удивлению обнаружил наш разговор с Андреем. Это оказалось его звёздным часом. Кирюхин даже повторил: «Представляете, занимались этим прямо на диване Конькова». Он противно захихикал, но мне было не до смеха.
Через две недели я выписалась из больницы. Голова продолжала болеть. Особенно по утрам. Или не прекращала с того самого момента, как меня ударили. Покрутив в руках пачку Нурофена, я отложила его в сторону. Сколько можно жить на таблетках? Может, эта головная боль на всю жизнь? Не переставая морщиться, взяла турку и сварила кофе. Поможет ли кофе? К сожалению, я знала ответ. От тупой головной боли – нет, но поможет проснуться и тогда, может, мыслительный процесс пойдёт лучше.
Я налила кофе в большую чашку и вышла на маленький балкончик. Зачем я здесь, если я до сих пор не могу найти убийцу? Почему вдруг неожиданно я перестала думать, что убийца – это Тимур. Подозреваемый номер один. Совсем недавно я была настолько убеждена в этом, что заставила рисковать жизнью молоденькую девчонку. Вспомнив, что я пережила, когда Варька пропала, мне стало нехорошо, а головная боль усилилась.
С большим трудом с помощью трёх чашек кофе мне удалось собрать себя по частям, чтобы принять несколько учеников, которые приходили ко мне на дом. В обед я приготовила в микроволновке сосиски и отварила картошки. В Москве я выяснила, что, оказывается, обожаю картошку. Особенно варёную со сливочным маслом, посыпанную укропчиком. А ещё борщ, который варила баба Настя на настоящей украинской свекле, которую ей привозили какие-то родственники, раз в году приезжавшие в Москву насладиться прелестями шопинга. Такой свеклы не продают в Москве, она произрастает только на Украине. И какой наваристый борщ варит из неё баба Настя. Какой там луковый суп, который я ела с отцом в ресторанах. Да разве можно сравнить?! Я почувствовала, как от одного воспоминания от неприлично огромной тарелки борща, у меня потекли слюнки. Оказывается, несмотря на непрекращающуюся головную боль, становившуюся уже привычной, но всё равно раздражающей, я проголодалась.
После обеда позвонил Эмиль и нетерпящим возражения тоном сказал, что случайно, в чём я засомневалась, но не сказала вслух, оказался на Белорусской и зайдёт меня проведать.
Эмиль никогда не был у меня дома, и я ради порядка решила сделать беглый осмотр единственной комнаты, отметив про себя, что любая другая женщина на моём месте бросилась бы переодеваться и прихорашиваться. Наверно, всё-таки не случайно, я так и не вышла замуж. Что-то чисто женское у меня начисто отсутствует.
Ну что ж, комната оказалась в полном порядке. Нигде не валялись мои вещи, это тоже неженская привычка, а на журнальном столике аккуратной стопочкой лежали журналы и книжки. Вздохнув, я вышла в прихожую, где висело единственное зеркало, и посмотрела на своё бледное лицо с тёмными кругами под глазами и вытянутую футболку непонятного цвета. «Да уж, – сказала я равнодушно самой себе, – и раньше-то красавицей не была, а уж теперь и вовсе подурнела». И всё же, чтобы не испугать Эмиля, я заставила себя переодеться и накраситься.
– Привет! – Эмиль с порога протянул мне прозрачную упаковку с тортом и два пакета из магазина «Седьмой континент».
– Спасибо! Зачем так много? – я смущённо посмотрела на нежданного гостя, осознавая, что никто никогда не приходил ко мне домой с продуктами. Наверно, это ещё одно проявление русской заботливости.
– Тебе надо хорошо питаться, – авторитетно заявил Эмиль, расшнуровывая ботинки. Почему-то мне показалось, что ему тоже неловко.
Я вышла на кухню, чтобы его не смущать. Пока я разбирала сумки, Эмиль по-хозяйски вымыл руки в ванной и молча, стоял, наблюдая за мной.
– Будем обедать? – нерешительно предложила я, глядя на гору деликатесов, заполонивших весь кухонный столик.
– Нет, я только из ресторана. Обедал с клиентами.
– Тогда может чай с тортиком?
– С удовольствием. С детства помешан на сладком, – Эмиль улыбнулся. – Мама всё время надо мной смеётся. Говорит, что я как девчонка.
Я стала выгружать продукты в холодильник, как вдруг почувствовала сильную головную боль, от которой даже присела на корточки.
– Что с тобой? – участливо спросил Эмиль.