Помощник хирурга
Шрифт:
Патрик О’Брайан — Помощник хирурга.
Глава 1
В разгар длинного летнего дня по вытянутой гавани Галифакса в Новой Шотландии под одними марселями скользили два фрегата. На первом из них, ещё несколько дней назад принадлежавшем военно-морскому флоту США, развевался звёздно-полосатый флаг под белым вымпелом, тогда как второй был обременён лишь собственным потёртым стягом.
Это был корабль его величества «Шэннон», ставший победителем в непродолжительной, но кровавой схватке с «Чезапиком».
Команда «Шэннона» уже получила некоторое представление о встрече, которая их ждала, потому что новости о победе успели распространиться, и рыбацкие лодки, яхты, приватирские суда, а также разномастные мелкие судёнышки
«Шэннонцы» не обращали внимания на гражданских, если не считать высокомерного кивка или рассеянного взмаха рукой со стороны подвахтенных. Всё же внимание судёнышек было приковано к фрегатам. И хотя неискушённый наблюдатель вряд ли бы увидел что-то, чему он мог поразиться на самом «Шэнноне», с практически полностью установленным заново такелажем, новыми парусами на реях и окраской, ничуть не менее опрятной, чем она была несколько недель назад, когда фрегат уходил из этого самого порта, более опытный глаз приватира заметил бы глубокие раны в бушприте и мачтах, бизань, укреплённую накладками из вымбовок, застрявшее в толще борта ядро и заплатки в тех местах, где ядра прошли насквозь. И даже самый невнимательный не смог бы упустить из виду зияющую брешь в корме и квартердеке по левому борту «Чезапика», где вся батарея правого борта «Шэннона» раз за разом обрушивала на него по пять центнеров железа продольным огнём при каждом залпе. Конечно же, они не видели кровь, пролившуюся в этом жестоком конфликте, кровь, густо тёкшую через шпигаты, так как матросы «Шэннона» привели в порядок оба судна и надраили палубы, насколько это было возможно. Однако, несмотря на все эти усилия, по состоянию мачт, реев и корпуса «Чезапика» любой человек, побывавший в бою, мог представить себе похожую на бойню обстановку, царящую на кораблях после окончания схватки.
Итак, на «Шэнноне» знали, какая встреча их ждёт, и свободные от вахты матросы уже умудрилась нарядиться в лучшую парадную одежду, предназначенную для вылазки на берег — лощёную широкополую шляпу с надписью «Шэннон» на ленточке, яркую синюю куртку с медными пуговицами, белые брюки свободного кроя с лампасами и маленькие блестящие туфли. И всё же команда была изумлена встретившим их на подходе к причалу необыкновенно громким звуком, перекатывающимися волнами поздравлений, а затем и ещё более громким, ещё более ценным, стройным одобрительным возгласом, когда фрегат, скользя по гребню волны по направлению к привычному месту швартовки, проходил мимо военных парусников, стоящих в бухте, сплошь заполненных людьми, дружно ревущими: «Шэннон! Ура! Ура! Ура!» — так, что дрожали воздух и море. Весь Галифакс высыпал, приветствуя их и их победу. Первую победу в войне, которая началась так неудачно для военно-морского флота, когда три великолепных фрегата были захвачены американцами один за другим в одиночных стычках, не говоря уж о болеемелких судах: очевидно, что матросы сильнее других пришли в исступление и горечь от всех этих поражений, и сила этих чувств могла быть измерена сиплой громадностью настоящего веселья. Но тысячи и тысячи красномундирников и гражданских тоже ликовали, и приказ юного Уоллиса, вахтенного офицера «Шеннона», брать паруса на гитовы, можно было расслышать лишь с большим трудом.
Хотя моряки на «Шэнноне» были довольны и изумлены, в целом они оставались серьёзны, даже слишком серьёзны: их глубокоуважаемый капитан лежал в собственной каюте, находясь между жизнью и смертью. Они похоронили первого лейтенанта и двадцать два матроса-сослуживца, а на койках корабельного лазарета находилось пятьдесят девять раненых, многие их них оставались на волосок от смерти, а некоторые из них к тому же были любимцами всего корабля.
По этим причинам, комендант порта, приблизившись к борту, увидел поредевшую команду, одетую с иголочки, но весьма сдержанную в эмоциях, а также негусто заполненный людьми квартердек – всего несколько офицеров приветствовали его.
– Прекрасная работа, видит Бог! — воскликнул он в промежутке между воплями боцмана, отдающего команды принять гостя на борт. – Прекрасная работа, «Шэннон». Где же капитан Броук?
— Внизу, сэр, — сказал мистер Уоллис. – Сожалею, но он ранен. Очень серьёзное ранение в голову. Капитан вряд ли в сознании.
— Ох, очень жаль. Чёрт возьми, как жаль. Насколько он плох? Голова, вы говорите?
Приходил ли он в себя, ему сообщили о столь знаменательной победе?
— Да, сэр. Я думаю, именно это и придаёт ему сил.
— Что говорит хирург? Я могу его видеть?
— Сегодня утром меня не пустили к нему, сэр, но я пошлю кого-нибудь вниз, чтобы узнать о его самочувствии.
— Конечно, — сказал комендант, и, выдержав паузу: — Где мистер Уатт, — имея в виду первого лейтенанта, когда-то служившего у него мичманом.
— Погиб, сэр – сказал Уоллис.
— Погиб, — воскликнул комендант, не поднимая головы. – Мне жаль от всего сердца.
Хороший офицер и моряк. Та ещё была заварушка, мистер Фолкинер?
— Двадцать три убитых и пятьдесят девять раненых, сэр. Четверть наших людей. Но на «Чезапике» – около шестидесяти убито и ранены девяносто. Их капитан скончался у нас на борту в эту среду. Позвольте сказать, сэр, — добавил он вполголоса, — что моя фамилия Уоллис. Мистер Фолкинер взял под командование приз.
— Именно так, именно так, — сказал комендант. – Кровавая работа, мистер Уоллис, жестокая работа, но стоит того. О да, видит бог, оно того стоит! – Он окинул взглядом вычищенную, опрятную, хотя и кое-где покрытую шрамами палубу, шлюпки, две изкоторых уже были отремонтированы, затем на такелаж над головой, на мгновенье задержался на укреплённой накладками бизани. – Значит вы, Фолкинер и остатки команды привели сюда оба судна? Вы и вправду отлично постарались, мистер Уоллис, вы и ваши сослуживцы. Теперь я прошу дать мне краткий неофициальный отчёт о прошедшей битве. Вам предстоит лично облачить его в письменную форму, если капитан Броук не поправится до отправки. Но сейчас мне бы хотелось услышать всё из ваших уст.
— Что ж, сэр, — начал было Уоллис, но вдруг умолк.
Он умел очень хорошо драться, но оратором не был, да и высокое звание коменданта действовало на него удручающе. Как и присутствие единственного оставшегося в живых, пусть и раненого, американского офицера. Рассказ вышел весьма скомканным и обрывочным, но комендант слушал с горячим и нескрываемым удовольствием, так как вместе с тем, что он слышал раньше, картина вырисовывалась весьма чёткая, гораздо лучшая, чем те слухи, что до него дошли. Сказанное Уллисом подтвердило всё, что он уже слышал: Броук, обнаружив «Чезапик» в одиночестве в гавани Бостона, отправил сопровождение восвояси, бросая вызов американскому капитану, побуждая того испытать удачу в открытом море. «Чезапик» и вправду откликнулся в самой красивой и галантной манере: они вели бой честно и лицом к лицу, один на один, борт к борту, без лишнего маневрирования. А очистив квартердек «Чезапика», убив или ранив почти всех американских офицеров в самом начале стычки, «Шэннон» пустил в ход продольный огонь, затем подошел к борту и захватил его.
– Прошло всего пятнадцать минут, сэр, от первого до последнего выстрела, — закончил офицер.
— Пятнадцать минут, боже мой! Этого я не знал! – воскликнул комендант.
Затем, задав ещё несколько вопросов, сложил руки за спиной и стал расхаживать вокруг, молча отдаваясь чувству собственного удовлетворения.
Краем глаза он заметил фигуру в мундире пост-капитана, стоящую возле офицеров и воскликнул, сделав шаг вперёд и протянув руку в приветствии:
— Обри! Клянусь честью, это должно быть Обри!
Капитан Обри быстро сунул шляпу под левую руку, вытянул правую навстречу и выдал коменданту такое сердечное рукопожатие, на какое он только был способен.
– Я уверен, что не мог ошибиться, как только увидел эту белобрысую шевелюру, — сказал комендант, — хотя столько воды утекло... Ранена рука? Я знал, что вы в Бостоне, но как вы оказались здесь?
— Я сбежал, сэр, — сказал Джек Обри.
— Отлично, — вскрикнул комендант. – Так вы были на борту во время этой великой победы! За такое удовольствие не жалко отдать руку-другую, клянусь Богом! Примите поздравления от всего сердца. Боже, как бы я хотел быть там с вами! Но я глубоко опечален из-за дорогих Уатта и Броука. Мне нужно перекинуться с последним парой слов, если хирург... Руку сильно задело? – кивнув на перевязь.— Всего лишь мушкетная пуля, ещё в битве на «Яве», сэр. А вот и доктора, сэр, если желаете поговорить с ними.