Помпа номер шесть
Шрифт:
Пожалуй, только одно хорошо летом — что это не весна, а потому на голову по крайней мере не капает мерзло-слякотный бетонный дождь.
Я пошел напрямик, через парк, чтобы дать легким отдохнуть от вони, однако и здесь было ненамного лучше. Жара еще только нарастала, но вид у деревьев был уже запыленный и усталый, все листья на них пожухли, а на газоне, там, где трава сдалась под натиском лета, виднелись здоровенные коричневые проплешины — как на спине у старого облезлого пса.
Троги были тут как тут: валялись на траве, купаясь в пыли и солнечных лучах, наслаждаясь очередным теплым деньком и бездельем.
Когда-то давно было организовано движение, требовавшее избавиться от них или, по крайней мере, стерилизовать, но мэр выступил против, сказав, что у трогов тоже имеются кое-какие права. В конце концов, все они чьи-то дети, пусть даже никто этого не признает. Он даже распорядился, чтобы полицейские не били их сильно, чем вызвал настоящую бурю в бульварной прессе. Таблоиды наперебой кричали, что у мэра внебрачный ребенок-трог где-то в Коннектикуте. Но через несколько лет люди привыкли к трогам, а таблоиды обанкротились, так что мэр теперь мог не беспокоиться по поводу слухов о его внебрачных детях.
Сейчас троги — всего лишь часть городского пейзажа. По всему парку шатаются эти человекообезьяны с приплюснутыми лицами, круглыми желтыми глазами, большими розовыми языками и такой жидкой шерстью, что в природе им ни за что не выжить. Когда приходят холода, они или замерзают целыми пачками, или перебираются в теплые края. Но с каждым летом их становится все больше.
Когда мы с Мэгги решили завести ребенка, мне приснился кошмар, что у нее родился трог. Сразу после родов, вся взмокшая и запыхавшаяся, она держала его на руках и, улыбаясь, повторяла: «Ну разве не прелесть? Ну разве он не прелесть?» — а потом передала младенца мне. Но страшно было вовсе не то, что это трог. Страшно было, когда я пытался придумать, как я на работе буду объяснять, почему он живет у нас. Ведь я любил это маленькое существо с приплюснутым личиком. Наверное, это и означает быть родителем.
Сон так меня напугал, что целый месяц у меня ничего не получалось. Мэгги меня из-за этого прямо извела.
Один из трогов подобрался ко мне. Он или она (а как назвать существо и с сиськами, и с сарделькой между ног) строил мне рожицы и чмокал губами, изображая поцелуй. Я лишь улыбнулся в ответ и покачал головой. Наверное, это все же был «он» — судя по волосатой спине, а еще по тому, что, в отличие от других трогов с тоненькими сосисками, у этого сарделька была ого-го. Трог воспринял отказ очень спокойно. Просто улыбнулся и пожал плечами. Вот это в трогах подкупает: они могут быть глупее хомячков, зато удивительно добродушны. Нет, серьезно, они приятнее большинства людей, с которыми я работаю. И гораздо приятнее тех, с кем приходится встречаться в метро.
Трог побрел прочь, ощупывая себя и похрюкивая, а я двинулся дальше. Дойдя до противоположной стороны парка, я прошагал пару кварталов по улице Свободы, а затем спустился по лестнице на управляющую подстанцию. Когда я открыл ключом входную дверь, Чи уже ждал меня на пороге.
— Альварес! Опаздываешь, дружище!
Чи — тощий нервозный коротышка в подтяжках и с рыжими волосами, зачесанными назад поверх лысины. От него всегда едко пахнет какими-то стероидами, которыми он мажет голову.
— Опаздываешь, — повторил он, карябая голову, словно шимпанзе-эпилептик, решивший причесаться.
— Да. И что?
Я достал из кабинки униформу и переоделся. Лампы дневного света горели тускло и моргали, но кондиционер работал исправно, так что здесь, в помещении, было вполне сносно, прямо-таки на удивление.
— Шестая помпа сломалась, — сообщил Чи.
— В каком смысле?
Чи пожал плечами:
— Не знаю. Не работает.
— Там что-нибудь шумит? Она совсем не работает? Или работает, но медленно? Или что-то подтекает? Ну же, помоги мне разобраться!
Чи тупо уставился на меня. Даже скрестись перестал на секунду.
— Коды неисправностей смотрел? — спросил я.
Чи пожал плечами:
— Я как-то не подумал.
— Сколько раз тебе говорить! Это первое, что ты должен сделать! Как давно она сломалась?
— Кажется, в полночь. — Он задумчиво поскреб лицо. — Нет, часов в десять вечера.
— Ты переключил стоки?
Он хлопнул себя по лбу.
— Забыл!
Я пустился бегом.
— Во всем Вестсайде С ПРОШЛОГО ВЕЧЕРА не работает канализация?! Какого хрена ты не позвонил мне?
Чи трусил за мной по пятам, пока мы бежали сквозь лабиринт коридоров к аппаратной.
— У тебя же был выходной…
— И ты просто оставил все как есть?!
Непросто пожимать плечами, когда мчишься во весь дух, но Чи сумел это сделать.
— Так вечно же что-нибудь ломается. Сам знаешь: то лампочка в третьем туннеле, то в туалете что-то протекло… А потом снова сломался питьевой фонтанчик. Я не думал, что все так плохо. Ты же всегда все улаживал. Вот я и решил дать тебе выспаться.
Я не стал зря тратить силы, чтобы объяснить ему, в чем разница.
— Когда такое случится опять, просто запомни: если помпа, какая угодно, сдохнет — сразу звони мне. Неважно, где я и который час, я не стану злиться. Просто позвони. Если эти помпы встанут, ты даже не представляешь себе, сколько народу может заболеть. В этой воде полно всякой дряни, и мы не даем ей подняться, потому что иначе вся эта дрянь перельется в канализацию, а оттуда — в воздух, и людям от этого будет плохо. Усек?
Я пинком распахнул дверь в аппаратную — и застыл.
Все помещение было завалено туалетной бумагой — целыми рулонами, размотанными и разбросанными по полу. Как будто у мумии не заладился сеанс стриптиза. Здесь было, наверное, штук сто растерзанных рулонов.
— Это еще что такое?
— Где? — Чи огляделся по сторонам, почесывая голову.
— Эта бумага, Чи.
— А… Ну да. Это у нас здесь было сражение на туалетной бумаге. Ее почему-то прислали в три раза больше, чем обычно. Даже на склад вся не влезла. Представляешь, два месяца нечем было вытирать задницу, а теперь девать некуда…