Помпеи
Шрифт:
— А почему бы нам просто не заключить сделку с этим новым акварием, в точности как с его предшественником? — поинтересовался Куспий.
— Боюсь, не получится. Я попытался вчера намекнуть ему об этом, но он в ответ лишь посмотрел на меня, да так, будто я потрогал его за член. Я просто-таки почувствовал себя дураком со своей щедростью. Нет, боюсь, я верно раскусил этого типа. Он настучит в Рим, там проверят счета и на нас еще до конца года свалится имперская комиссия.
— Но что же нам делать? — спросил Попидий. — Если дойдет до этого, нам всем не поздоровится.
Амплиат улыбнулся ему поверх бокала.
— Не беспокойтесь. Я уже обо всем позаботился.
— И
— Попидий! — одернул его Голконий. — Осторожнее!
Амплиат на миг умолк. Они не хотели ничего знать. В конце концов, они были магистратами этого города. Невинность неведения — вот чего они желали. Но с чего вдруг он должен заботиться об их душевном покое? Нет уж, пусть кровь будет и на их руках, а не только на его.
— Его убьют. — Амплиат обвел присутствующих вглядом. — До того, как он вернется в Мизены. Несчастный случай в глуши. Никто не против? Если кто возражает, пусть скажет об этом сейчас. Попидий? Голконий? Бриттий? Куспий?
Амплиат подождал. Все это было бессмысленной глупой возней. Скорее всего, что бы они тут ни сказали, акварий уже мертв. У Коракса просто руки чесались перерезать ему горло.
— Итак, все «за». Не выпить ли нам по этому поводу?
Он снова потянулся за кувшином, но рука его повисла в воздухе. Тяжелый стеклянный бокал не просто дрожал — он скользил по полированной деревянной крышке стола. Амплиат тупо уставился на это зрелище. Этого не могло быть! Однако же бокал дополз до края стола, рухнул на пол и разбился вдре-безги. Амплиат перевел взгляд на пол. Пол дрожал у него под ногами. Дрожь постепенно усиливалась. Потом через дом пронесся порыв горячего воздуха, достаточно сильный, чтобы послышалось хлопанье ставней. Мгновение спустя откуда-то донесся далекий — но очень отчетливый — сдвоенный раскатистый рокот. Ни Амплиат, ни прочие присутствующие никогда не слыхали ничего подобного.
Ноrа Sexta
[12.57]
Поверхность вулкана раскололась вскоре после полудня, создав тем самым условия для взрывной декомпрессии главного тела магмы... Выходная скорость магмы составляла приблизительно 1,44 километра в час. Потоки воздуха подняли раскаленный газ, пемзу и обломки породы на высоту 28 километров.
В целом, тепловую энергию, высвободившуюся в ходе извержения, можно рассчитать по следующей формуле: Еth = VdTK, где Еth — энергия в джоулях, V — объем в кубических километрах, d — удельный вес (1,0), Т — температура изверженной породы (500°С) и К — постоянная, включающая удельную теплоемкость магмы и механический эквивалент тепла (8,3710^14). Таким образом, тепловая энергия, выделившаяся в ходе извержения, состоявшегося в 79 г. н.э. , примерно равна 210^18 джоулей — что в 100 000 раз больше, чем энергия бомбы, сброшенной на Хиросиму.
Впоследствии выжившие, сравнивая воспоминания, всегда поражались, насколько же по-разному прозвучало для них начало. В Риме, в ста двадцати милях от Везувия, раздался глухой удар, словно упала тяжелая статуя или могучее дерево. Те, кто спасся из Помпей, лежавших в пяти милях с подветренной стороны, клялись, что они слышали сдвоенный резкий грохот, в то время как в Капуе, в двадцати милях от Везувия, о начале извержения возвестил длительный, оглушительный раскат грома. А вот в Мизенах, расположенных куда ближе, чем Капуя, не слышно было вообще ничего: лишь в безоблачном небе вдруг возник узкий столб — летящие в небо каменные осколки.
Для Аттилия это было
Удар пришел сзади и швырнул Аттилия вперед. Волна горячего воздуха — как будто открыли дверцу печи. А потом что-то резко лопнуло, и мир превратился в беззвучный водоворот клонящихся деревьев и куда-то несущейся листвы. Лошадь Аттилия зашаталась и едва не упала; Аттилий обхватил ее шею, и они помчались по тропе. Они неслись на гребне обжигающей волны. А потом вдруг все закончилось. Деревья выпрямились, всякий хлам осел на землю, и воздух вновь сделался пригоден для дыхания. Аттилий попытался заговорить с лошадью, но у него не было голоса. А когда он оглянулся, то увидел, что вершина горы исчезла, а на ее месте в небо бьет бурлящий столб камней и земли.
Для тех, кто находился в Помпеях, это выглядело так: из горы словно высунулась крепкая коричневая рука и попыталась пробить дыру в крыше неба — хряп, хряп: тот самый сдвоенный удар, — а потом над равниной прокатилось резкое громыхание, не схожее ни с одним звуком в природе. Амплиат вместе с магистратами выскочил наружу. Изо всех окрестных домов повысыпали люди, и теперь все они, прикрывая глаза ладонью, словно козырьком, смотрели в сторону Везувия, на это новое темное солнце, встающее на севере на этом громоподобном каменном постаменте. Слышались отдельные возгласы, но паника пока не вспыхнула. Все случилось слишком неожиданно. А происходящее внушало такой трепет и было столь странным и отдаленным, что не воспринималось как непосредственная угроза.
Амплиат подумал, что это может прекратиться в любое мгновение. И он предпочел бы, чтобы так все и произошло. Пусть все утихнет сейчас, и ситуация останется под контролем. Все-таки Амплиату было не занимать ни хладнокровия, ни силы духа. Он решил, что главное — представить все в нужном свете. Справиться можно даже с этим.
— Сограждане! Боги подают нам знак! Так прислушаемся же к их повелению! Давайте воздвигнем огромную колонну в память об этом божественном указании! Мы живем в избранном городе!
Но поднимающийся в небо столб не исчез. Он устремлялся все выше и выше. Тысячи людей единым движением запрокинули головы, следя за его продвижением, и постепенно отдельные крики начали сливаться в общий гул. Столб, узкий в основании, расширялся по мере возвышения, и его вершина начала расползаться по небу.
Кто-то крикнул, что ветер несет это к городу.
В этот миг Амплиат понял, что упустил власть над толпой. Толпой движут самые примитивные чувства — алчность, похоть, жестокость, — и Амплиат мог играть на этих чувствах, как музыкант на арфе, поскольку сам был толпой, а толпа была им. Но сейчас все ноты заглушил безграничный страх. И все-таки Амплиат предпринял попытку. Он бросился на середину улицы и раскинул руки.