Помрачённый Свет
Шрифт:
– Да просто сбрось ее. Быстрее будет, – пробормотал сонзера, кинувшись помогать ему.
Лестничный подъем на почерневшую от времени стену, огораживающую Темный квартал, разрушен уже очень давно, однако взобраться на нее все же возможно, если знать как. Но вот обратный путь из тайного убежища четырех друзей представлял собой длительное и опасное путешествие с прыжками по скользким камням, попытками нащупать в темноте что-нибудь более-менее устойчивое под ногами и отчаянной руганью во время коротких падений с одного полуразрушенного уступа на другой. В такие моменты можно было только позавидовать
Впрочем, у гибкой саалеи тоже никогда не возникало особых трудностей со спуском – она спокойно слезала по отвесной стене, на которой даже не было за что зацепиться, и протискивалась практически в любую щель, поддразнивая по пути неловких сонзера и одержимого. К сожалению, сегодня она висела пьяным грузом на плечах юношей, дополнительно усложнив и без того нелегкий путь.
Аели, конечно, весила не много, но аккуратно передавать ее из рук в руки над глубокими трещинами, переносить на себе, шагая по руинам фортификаций, и спускать с высоты в два человеческих роста – испытание даже для сильных и выносливых мужчин, не говоря уж про подвыпивших исхудавших парней, уставших за день от рабского труда. Одно утешение – пока они спускали саалею со стены, им довелось перещупать девушку везде, где только можно… и где нельзя тоже.
– Фух, – выдохнул сонзера, наконец ступив на грязную мостовую Темного квартала. – Я аж протрезвел…
– Было не так уж и сложно, – заметил Ахин, пытаясь унять тяжелую отдышку.
– Потому что большую часть пути ее нес я.
Биалот посмотрел на бледнеющее небо и негромко выругался. Юноши не заметили, как ночная темнота растаяла в предрассветном белесом тумане, и вот уже бодрящая влажная прохлада коснулась разгоряченных тел, высасывая остатки сонливости. Спуск занял слишком много времени – спать рабы сегодня уже не будут.
– Ладно, надо пойти домой и успеть съесть что-нибудь до работы, – буркнул Биалот, бросив завистливый взгляд на мирно спящую саалею. – Дотащишь ее сам? Мне в другую сторону.
– Я знаю. Дотащу, – Ахин хлопнул друга по плечу. – Иди, а не то опоздаешь.
– Угу… Было бы обидно подохнуть от голода или побоев до того, как мы совершим наш «подвиг», – пробормотал сонзера, буквально выплюнув последнее слово.
Он повернулся и торопливо зашагал по улице, обходя кучи вонючего мусора и груды обломков осыпающейся стены.
Одержимый долго смотрел ему вслед, изо всех сил стараясь радоваться тому, что друг будет рядом в ответственный момент. Однако на душе стало как-то погано. Ахин окончательно убедился, что его роль в судьбе мира ничтожна, а жизнь незначительна. Уникальное порождение Тьмы вынуждено влачить самое обычное существование и в конце концов бесследно исчезнуть.
– Обидно. Вот вроде и стою рядом, а дотянуться никак не могу, – печально усмехнулся одержимый. – Мелочь, которая восстановит вселенский баланс и убережет от гибели все сущее… Да уж…
«Ну хотя бы о ней я могу позаботиться, – Ахин осторожно поднял саалею на руки и направился к ее дому. – Это ведь важно? Пожалуй, для меня – важно. Мы же друзья. Правда, немного жаль, что всего лишь друзья…»
И снова путь предстоял неблизкий. Но теперь хотя бы не приходилось прыгать с камня на камень и нащупывать ногами опору в непроглядной темноте, поэтому нести Аели сквозь туманную прохладу было в каком-то смысле даже приятно. Шагать по пустынной улице, смотреть, как первые лучи солнца растворяют ночное небо, вдыхать по-утреннему влажный воздух – порой даже такие мелочи позволяют на время отвлечься от жестокой реальности.
«Мелочи… Вот ведь привязалось словечко… Но если мелочь может сделать жизнь одного существа чуточку лучше, то почему бы она не могла изменить и весь мир? Да нет… Капля вина не превратит бочку воды в вино. Хотя и прежней вода уже не будет. Фактически получится очень-очень-очень разбавленное вино. То есть капля вина… делает бочку воды вином. Хм… Сам себя переспорил… Однако кто я? Капля вина? Или всего лишь капля воды из той бочки?..»
Саалея поежилась в руках одержимого и еще сильнее прильнула к нему. Кажется, теплота человеческого тела немного привела Аели в чувство, но, очевидно, идти самостоятельно она не собиралась.
– Проснулась?
– Угу…
– Давно?
– Нет. Твое сопение меня разбудило, – пожаловалась Аели. – К тому же ты меня так стиснул, что конечности онемели.
– Пришлось. Ты начала выскальзывать, – соврал Ахин.
– И поэтому ты ухватился за мою грудь?
– Мне так удобнее.
– Да-да, – хихикнула саалея. – Одними руками не удержать, так решил еще подпорку посередине приспособить?
– Ну, знаешь, оно как-то само…
– Ага, конечно.
– Мне отпустить тебя?
– Да неси уж…
На улицах Темного квартала стали попадаться первые порождения Тьмы, выползающие из покосившихся домов и гнилых лачуг, чтобы отправиться на ненавистную работу. Устав от косых взглядов, одержимый свернул на пустынные переулки, но и там им время от времени встречались трясущиеся от ломки силгримы, стайки измученных вонючих бесов и старухи сонзера с гноящимися глазами, осыпающие проклятиями каждого встречного.
– Я вот что заметила, – прошептала саалея. – Многие темные рабы умирают в молодости, а эти дряхлые старухи умудряются выживать, хотя хозяева выгнали их уже давным-давно. У них нет денег, они не работают и, по идее, почти ничего не едят, но все равно продолжают жить. Как им это удается?
«Может быть, им кто-то помогает. Например, дети или просто неравнодушные порождения Тьмы. Хотя о чем это я… Они никому не нужны. Как и мы… Конечно, старик Киатор всегда готов поддержать других по мере сил и возможностей. Но он не всемогущ».
Ахин только пожал плечами. А что еще можно было ответить на вопрос Аели?
В любом случае с этих мрачных переулков надо выбираться, пока не встретилась какая-нибудь нездоровая компания из опустившихся темных, которые без особых раздумий могли пырнуть заточкой одержимого и надругаться над беззащитной саалеей. Ведь рабскую жизнь способны выдержать далеко не все, многие ломаются, сбегают от хозяев, скрываются в самых грязных углах Темного квартала, где и умирают от болезней, голода и холода, сходят с ума, совершают самоубийство или даже становятся пищей для других отчаявшихся порождений Тьмы.