Помяни черта!
Шрифт:
— Зелен Вестерион?
— Да. — Прорычал граф-рыб, активно работая плавниками и хвостом. В отличие от Гана, который может останавливать смену течений Дарави, Стук не наделен зачатками магии, а потому на сопротивление бурным потокам тратит много сил и говорит, чаще всего запыхавшись.
— Зачем он проверяет скалы и недавние разрушения в шестнадцатой провинции?
Менее чем через пять минут они миновали территорию казначейства и оказались на открытом раздолье, предназначенном для сада. Махнув в его сторону плавником, император пояснил:
— Галя и ее соратники работают над садом, опять же для отвода глаз. У них возник какой-то вопрос с планкноидами.
— Какой?
— Спросите
И, посчитав свои ответы исчерпывающими, Ган уплыл по своим делам, оставив граф-рыба наедине с его злобой и зазнобой. Удивительно, но в последнее время страстная графиня воспылала новыми чувствами к супругу, чем порядком ему надоела. Поэтому заметив приближение ее голубого хохолка, Император пожелал оказаться подальше от внеочередных семейных разборок, в который раз подумав о том, что у них с Глицинией ссор и скандалов не было. Хотя быть может именно этого ему в последние годы не доставало?
— Так… тут мы разместим купол с коралловыми скульптурами, — я решительно и спокойно поставила маленькую фигурку на макете и отошла в сторону, придирчиво прищурившись. Как утверждает Женька, детали важны, хоть и не всегда видны. Еще она говорила нередко, что на территории комплекса концепция одного строения должна находить отклик и в остальных. Иначе задумка может нелепо скатиться к пошлой эклектике и излишнему эксгибиционизму пресловутого желания выпендриться.
Ну, и выражения у нее! Не понятно, что подруга имела в виду под словом «эксгибиционизм» особенно в этом ключе, но выпендриваться я сейчас могла как угодно. Судя по масштабу малых архитектурных форм и пространству, предоставленному в управу, изгаляться, изощряться и фактически издеваться над садом могу я и еще два десятка Жень. И нет, чтоб плюнуть на собственную нерешительность и свернуть на макете горы, в прямом смысле слова, попутно наделав оврагов, бастионов и обрывов, я, не меняя ландшафта, пытаюсь заполнить его формочками. А мне, хоть волком вой, вспоминается весь тот хлам, что был собран мною за недолгую, но насыщенную жизнь: «Квартирный ремонт», «Фэн-шуй в интерьере», «Дома звезд», «Фазэнда», «Дачный участок», слова каких-то давних знакомых, бабушек, умных тетушек и архитекторов с которыми судьба меня столкнула. А еще вспоминаются статьи и яркие фото на просторы парка Космических Размышлений в Шотландии и парка Гауди в Барселоне, и запомнились лишь потому, что не понравились. То ли дело сады Бутчартов или знаменитые сады камней в Японии, восхищение свое помню, а чему восхищалась — нет.
Я установила на макете еще одну беседку и, опустив руки, расстроилась — не то. Что хочу — не знаю, а что знаю — не хочу. Да и получится ли? Вот Женька — она да… все может, ничего не боится, а там, где косяк явный и всеми подмеченный, она запросто делает умный вид и заявляет: «Так и было задумано». Попытайся с такой поспорить, она везде найдет второй смысл и выкрутится. А я?
А я если в ближайшую минуту ничего не придумаю, то…, а чего собственно откладывать? Прикинув все за и против, я позвала нашего дворецкого:
— Жакоромородот?
— Да, Великолепная? — улыбчивый слизень оказался подле меня почти мгновенно.
— Вот эти формы, образчики растений, книги и сам макет перенесите в лечебные палаты.
— Вам плохо? — забеспокоился «бронированный».
— Нет, но я хочу, чтобы стало хорошо. Переезжаю к веселой гоп компании.
Вестерион, скрипя зубами, отправился-таки в разрушенную обитель терехи, демон нехотя согласился время от времени являться к императрице для обсуждения посадок, которые будут проводиться в саду. К слову, он был послан по незначительному вопросу более часа назад, и до сих пор не вернулся. Наверняка застрял у инкуба.
Вчера Шпунько был еще слаб и, хоть лежал под бдительным взором императрицы и рыбки Тиото, выглядел не лучшим образом: бледный, с мутным взором и едва связывает слова. Я сделала пару пространных намеков о сути его миссии, но подтверждения, понял он меня или нет, так и не получила.
К сожалению, Нардо, на которого я пришла посмотреть, выглядел немного лучше прежнего — все такой же перекошенный. К моему ужасу, признаков жизни не подавал вообще никаких. Успела испугаться, что не дышит, и даже панику подняла. Оказалось, зря слезно требовала его из-под купола выпустить — он дышит, но очень медленно. Зато амур Донато удивил своей бессознательной прытью, время от времени порывался спрыгнуть с кровати и с громким: «Ату!» взмыть под потолок, укусить визитеров или же прорубить головой «окно» в соседнюю комнату. Когда его поймали в четвертой палате, где он так же старательно рубил окно, как и во всех предыдущих, неслабого пухлика, уже не стесняясь, приковали к кровати липкими жгутами до полной вменяемости. Предположительно, сегодня или завтра он должен очнуться. Очнется Донато, инкубу легче будет.
Но, как ни странно, первым очнулся красавец в сединах и, как ни удивительно, начал восхождение к сердцу Тиото юмористически. И настолько здорово, что в палате во время его пробуждения теперь часами заседают, позабыв о своих делах, императрица, ее рыбки, наш демон и примерно половина дворцовой знати:
— Шпунько анекдоты еще травит? — поинтересовалась я у слизня.
— Как травит? — не понял Жакоромородот, увеличив свои глазки на ножках вдвое. — Больной ядовит?
— Он анекдоты еще рассказывает?
— Нет. После обеденного сна перешел на истории из жизни.
— Но еще весело? — переспросила, в надежде попасть на его развлекательную программу.
— Очень! — заверил слизень, — я только что оттуда.
— Тогда быстрее перетаскивай мои вещи, пока у него настроение есть!
И не успела я и шага сделать в сторону палат, как нос к носу, точнее лицом к крупным рыбьим губам, оказалась перед зло прищурившимся Ганом.
— Здрасти…
На самом деле, от его устрашающего и без того мерзкого вида захотелось взвизгнуть: «Спасите!», но, вспомнив о своей миссии, подавила бессознательный порыв.
— Доброго дня вам, Галина. — А прозвучало так презрительно, словно глиной обозвал.
Молчу, за спиной сцепив руки в замок. Мне бы сейчас демона, или зелена, да хоть амура для поддержки, и вот чельд, ни одного поблизости нету! Ладно, и не из таких ситуаций выкручивалась, что мне Ган, после всего произошедшего, так мелочь… просто очень безобразная мелочь.
Подавив брезгливую дрожь в голосе, неловко махнула рукой в сторону макета: — Как вам?
— Погано.
Настоящий творец, быть может, и обиделся за столь лестное определение его труда, и отозвался бранью, вторящей первым гаммам произведения Вивальди «Четыре времени года». Но у меня душа не обладает столь тонкими струнами, чтобы на них удалось нормально сыграть.
— Да, поганее некуда. — И виноватый взгляд на рыба. — Жду, когда Себастьян освободится, у него эстетическое чувство меры не страдает так, как мое.
— Где он?
— Шел к императрице, но сейчас они вдвоем у Шпунько. Знаете, он такие ане…
Моргнуть не успела, пискнуть или шагнуть в сторону, как Императорское монстрюжище ухватив меня плавником, с немыслимой скоростью доставило в коридор перед лечебными палатами Глицинии. От слизня я такую прыть ожидала, но вот он Гана. Уперлась в коралловую стену спиной, прихожу в себя от перепуга.