Понь бледный

Соловьев Константин Сергеевич

— Зекора, сумасшедшая ведьма… Давно следовало спустить с нее шкуру, — пробормотала Принцесса Селестия в сторону, досадливо шевельнув бровью.

— Она лишь помогла мне, но находку я сделал сам. Я попытался понять, отчего все мои прежние попытки оказались обречены на неудачу. Даже тогда, когда у меня получилось реализовать все спланированное и срубить головы капиталистической гидре, победа ушла сквозь пальцы, стоило только моему дряхлому старому телу охладеть. Все завоевания коммунизма обратились в тлен, стоило лишь исчезнуть центральному элементу. Да, я был Элементом Коммунизма, в котором концентрировались надежды

почти двухсот миллионов людей. Я был отражением их желаний, стеной для их страхов, почвой для их мечтаний. Мне казалось, что это надежная система, хотя на тот момент я оперировал совсем другими понятиями и словами. Но в ней оказался недочет. Слишком простой. Слишком очевидный. Когда исчезает Элемент Коммунизма, исчезает и Коммунизм.

Принцесса Селестия с выражением легкой скуки оправила золотым копытом прядь воздушной гривы.

— Очень интересно, Сталион. Но какой вывод ты сделал из этого?

— Самый простой, ваше Гадючье Величество. Я понял, что система, которая базируется на одном элементе, нестабильна. И что любое повреждение этого элемента влечет систему к глубочайшему кризису. Я был слишком самоуверен — в прошлом. Я считал себя главным воином революции. И главным ее охранником. И администратором. Я сам не заметил, как замкнул на себе все контакты. Опьянение власти, так знакомое твоей ядовитой паучьей свите… Но я так любил революции, что сам того не заметил. Глупо. И очевидно. Только здесь у меня появилась возможность подумать. Лишившись всего, на окружающий мир смотришь куда как иначе…

— Пустая болтовня, — манерно скривилась Рарити, поглядывая на Принцессу снизу вверх, точно ожидая приказа, — Этот неряха начинает действовать мне на нервы! Можно, я привью ему хорошие манеры?…

— И я понял простую вещь, — Сталин не дал себе перебить. С некоторым удивлением он заметил, что его голос сейчас едва ли уступает в звучности голосу Принцессы. Он несся из конца залы в конец, заставляя вибрировать изящные витражи и винные фужеры, — Последний принцип коммунизма, который раньше мне не давался. У коммунизма не может быть главенствующего Элемента! Сущность Гармонии, придуманная вами для того, чтоб одурачить несчастных пони — ложь и иллюзия. Счастье миллионов не может базироваться на чем-то едином. Пусть даже огромном и прекрасном.

— Элемент Гармонии существует! — воскликнула Твайлайт Спаркл, вскакивая на ноги в порыве возмущения, даже ее хвост подрагивал, — Принцесса!..

— Ваши Элементы Гармонии — всего лишь большие липкие конфеты для дураков, — бросил Сталин. Короткая речь вымотала его больше боя под сенью Вечнодикого Леса, — И идут за ними именно те дураки, которые надеются их лизнуть. Нет, товарищ Лучшая Ученица. У вселенского счастья не может быть центрального ядра. Потому что оно состоит из душевных стремлений множества простых лю… пони.

— Занятно, Сталион, — Принцесса Селестия с достоинством кивнула, сохраняя величественную невозмутимость, — Чернь из земных пони любит пустые рассуждения, силясь смириться с тем, что природой им не дарован рог. Если не можешь стать звездой сам, остается только искать пятна на солнце… Но в этом случае твои попытки смешны. На этом солнце нет пятен — она поднялась, на белоснежном крупе мелькнуло схематическое изображение янтарно-желтого солнца, — Как жаль, что изо всех уроков, что жизнь преподнесла тебе за последнее время, ты вынес только эти пошлые псевдо-философские мысли…

Кажется, беседа подходила к концу. Сталин чувствовал, как истощается терпение Принцессы Селестии. Если раньше она пыталась разгадать непонятный ей маневр странного противника, то теперь лишь сдерживала себя от всплеска ярости. Ледяной, белоснежной ярости, смертельно-опасной, как вспышка Сверхновой.

— Не только их, — сказал он, спокойно встретив ее взгляд, — Я коммунист и материалист. И всякому знанию ищу прикладное применение.

— И какое же нашел этому?

— Очень простое. Никогда нельзя пытаться быть центром всего на свете. А тот, кто этого не понимает, рано или поздно оказывается центром очень большой, уж извините, Ваше Величество, жопы.

Сперва ему показалось, что Принцесса Селестия, опешив от подобной дерзости, так и будет хватать ртом воздух. Но она быстро оправилась.

— Схватить. Разорвать, — отчеканила она, и прекрасный голос воспарил над собравшимися единорогами, как звук серебряной дудочки, — Разорвать на мелкие кусочки. Скормить псам.

Даже это она сказала ласково, словно объявляла величайшую милость.

Две галактики материнской любви и согревающего тепла.

Толпа, только этого и ждавшая, надвинулась на него, рокоча, хрипя, скрежеща редкими зубами и подвывая. Ненависти, скопившейся в ней, как в огромном генераторе, было столько, что этой ненавистью можно было менять орбиты планет. И сейчас вся эта ненависть, вся до капли, предназначалась ему. Серому жеребцу, хладнокровно стоявшему в самом центре беснующегося океана из птичьих перьев, роскошных шляпок, цилиндров и вуалей.

Тысячи искаженных яростью лиц нависло над ним. Фальшивые брильянты, вонь из пастей, розовые чирьи под кружевными мантильями, блеск выдуманных орденов, едкий дым дорогих сигар, скрежет инкрустированных копыт по полу. Все закончится быстро. Быстрее, чем он успеет что-то почувствовать.

— Последний вопрос! — крикнул Сталин, которого грозно рокочущая пестрая толпа уже обступила всплошную.

— Какой еще вопрос? — рыкнула Принцесса Селестия, ощерившись, как голодная гиена, — Неужели ты даже умереть не можешь молча, дурной мерин?

— Да вопрос, в общем-то, не такой и важный, — признал Сталин, отворачивая излишне чувствительный нос от ближайшее к нему пасти с золотыми коронками, — Честно говоря, мне просто надо было выиграть десять секунд.

— Что?

— Где вы заказывали эти прекрасные торты для Гранд Галопинг Гала?

Принцесса Селестия уставилась на него в замешательстве. Наверно, не такого вопроса ожидаешь от приговоренного к пони в последнее мгновенье.

— Да ты, кажется, совсем рехнулся, Сталион. Теперь я понимаю… Этот твой коммунизм, теперь торты…

— И все же?

— В «Сахарном уголке»! — буркнула Твайлайт Спаркл, косясь на Сталина с подозрением, — Доволен?…

— Доволен, — сказал Сталин и улыбнулся в усы, — Теперь доволен. Там всегда пекут отличные торты.

Лучшая Ученица не поняла. И Рарити не поняла. Не поняли и гости. Они еще тянулись к нему, еще оскаливали пасти, еще ссорились за лучший кусок, когда лицо Принцессы Селестии вдруг переменилось.

Две галактики удивления.

Слишком поздно.

Принцесса попыталась что-то сказать, но не успела.